и ценил теплые о себе слова, и толк в них знал. Натренированным ухом сходу отличал он грубую лесть от невинного воздушного подхалимажа, галантный кружевной комплимент от справедливой, но объективно высокой оценки, искреннюю, идущую из глубины сердца хвалу от скороспелых нашептываний мелких подлиз.
Якову Борисовичу столько раз проходилось, фигурально говоря, шуровать язычком по интимным участкам тел прямых начальников и непосредственных руководителей, добиваясь правильной резолюции, что считал он себя в этом деле знатоком-ценителем высшего разряда.
– Просьба у меня, Яков, – Федотов приблизился и понизил голос, – весьма деликатного свойства.
Яков Борисович тоже приблизился, и в голове его стрижом пронеслось, что в долг Алику он давать не станет.
Федотов среди пайщиков гаражного кооператива «В добрый путь! – 7» слыл человеком ушлым. Слыл он также человеком полезным и денежным, да к тому же кандидатом на пост следующего председателя кооператива. Ссориться или хотя бы вступать с ним в разногласия считалось недальновидным, если не сказать глупым поступком. С Альбертом Альбертовичем ухо требовалось держать востро. Если можешь, то помоги ему – он не забудет, но если не можешь или не хочешь, то вывернись осторожно, так, чтоб не нажить себе влиятельного недоброжелателя.
– Да сумею ли я оправдать столь высокое доверие? – Вроде как в шутку, но с намеком на положение Альберта Альбертовича, отозвался Яков Борисович. – Что мы можем, рядом с вами, людьми высокого полета?
Обмен любезностями прошел на неплохом уровне. Оба пока оставались довольными.
– Ты из Москвы никуда не уезжаешь, Яков?
– Сейчас или вообще? – уточнил Яков Борисович. – Вот приберу в машине, – он любовно оглядел автомобиль, но акцентировать на нем внимание Федотова, опасаясь вопроса о цене, не стал, – и на строительный рынок поеду. Шурину надо подарок на день рождения присмотреть. Может быть, бензопилу импортную или электрорубанок куплю. Шурин дачу строит – ему пригодится. Потом обратно домой – футбол в четыре начнется. А что?
– Из города, я имею в виду, в ближайшие дней шесть-семь не уезжаешь?
– Вроде нет, – осторожно ответил Целкинг и тут же оживился, словно вспомнив приятное: – Жена моя в командировке в Питере, на выставке какой-то, в пятницу вернется. А сам я здесь с тещей, на хозяйстве, за старшего.
– Очень хорошо! – Оживление почему-то передалось и Альберту Альбертовичу.
– Что именно?
– Да это я так, к слову. Уезжаем с женой на неделю в Арзамас. У моей сестра Нинка там замуж во второй раз собралась. – Альберт Альбертович умолк, словно не решался что-то сказать.
– Ну, и что? Замуж – это дело в целом неплохое. Бабам всегда почему-то нужно замуж.
– Уезжать-то уезжаю, а на кого оставить – не решил…
– Собачку, что ли?
– Не, не совсем…
– Кота? Кота не могу, прости.
