не слышит.Проклят тот, кто угас
Для молитвы и битв, – кто для жизни не дышит,
Как бесплодный Геджас.
Ангел смерти сойдет в гробовые пещеры, —
Ангел смерти сквозь тьму
Вопрошает у мертвых их Символы веры:
Что мы скажем ему?
Не проводя никаких политических параллелей с днем сегодняшним, отметим, что проникновение в глубины исламской мудрости со стороны русских писателей было глубоким, бережным, искренним, уважительным. И это отношение сохранилось – но только у подлинно русских писателей, а не вообще у всех, кто использует русский язык для изложения своих взглядов, – и сейчас, несмотря на массированную антиисламскую пропаганду.
А во времена былые виртуозный Николай Гумилев писал:
В ночном кафе мы молча пили кьянти,
Когда вошел, спросивши шерри-бренди,
Высокий и седеющий эффенди,
Враг злейший христиан на всем Леванте.
И я ему заметил: «Перестаньте,
Мой друг, презрительного корчить денди
В тот час, когда, быть может, по легенде,
В зеленый сумрак входит Дамаянти»…
Стихотворение Гумилева называется «Ислам». А Дамаянти – «из другой оперы»… Дамаянти – прекрасная и верная супруга, воспетая в Махабхарате в ставшем популярным и в Европе эпизоде «Наль и Дамаянти», ставшем символом верности супруги. Но это никакого отношения к исламу не имеет, это – индуизм… Зато – полнозвучная рифма: Леванте – Дамаянти. Но не только рифма, но и повод для гнева этого эфенди:
Но он, ногою топнув, крикнул: «Бабы!
Вы знаете ль, что черный камень Кабы
Поддельным признан был на той неделе?»
Потом вздохнул, задумавшись глубоко,
И прошептал с печалью: «Мыши съели
Три волоска из бороды Пророка».
Я не буду вспоминать переводы исламской прозы и поэзии на русский язык – просто в силу ее огромности. «Восточных» поэтов в России и особенно в СССР переводили и издавали массовыми тиражами, и все это становилось частью русской культуры, оказывало свое влияние на ее развитие. Для меня с самого раннего детства мир образов «Востока» стал близким благодаря сказкам. В СССР издавали много сказок разных народов, в том числе народов исламской культуры. Это и «Тысяча и одна ночь», и «Туркменские», «Таджикские», «Узбекские» и многие другие сказки, с которыми в сознание входили и персонажи, типа Ходжи Насреддина, Ярты-Гулока, Безбородого Обманщика, и особенности витиеватых речевых оборотов: «О свет души моей!», и восклицания-обращения к Аллаху, и мир темных сил, где властвует шайтан… И это не было тем пропагандистским «восточным колоритом», который высмеивали Ильф и Петров: «Цветет урюк под грохот дней, дрожит зарей кишлак, а сред аулов и полей идет гулять ишак», а естественное и доброжелательное формирование сложного синтетического мира русской-советской культуры, сотканной из культур разных народов.
Красотку шейх корил: «Пьяна совсем,
Сегодня этим бредишь, завтра – тем…»
– «Я такова, – сказала, – ты таков ли,
Каким желаешь показаться всем?»
Это Омар Хайям (пер.
