добавила Селин, нежно растирая ступни Софи. – И пусть добавит туда ложку бренди. Бедняжка может умереть от переохлаждения.
Глава третья
ПАРИЖ, УЛИЦА СЕНТ-ОГЮСТЕН,
3 ИЮНЯ 1837 ГОДА
Дорогая мадам,
не знаю, когда Вы сможете прочитать эти строки. Туссену пока так и не удалось выяснить, где Вас держат, и передать Вам мои письма, и Вы по-прежнему не ведаете, что с Вашей дочерью. Но я надеюсь, что в эти мрачные часы Вы помните о моем обещании заботиться об Адели и оберегать ее от опасностей. Не тревожьтесь о ней, мадам, направьте все усилия на то, чтобы защититься от обвинений этих бешеных псов, которые вознамерились любой ценой вырвать у Вас наследство Гражданина Маркиза.
Не укладывается в голове, как эти недостойные племянники – виконт и молодой маркиз – могут быть такими бессовестными лгунами! Чистую правду говорил наш бедный друг: благородство души редко совпадает с титулами так называемой аристократии. Когда дядюшка был жив, эти два наглеца вовсе не заботились о нем, никогда не навещали, осуждали его и поднимали на смех за то, что он был верен идеалам своей молодости. А теперь, бросив Вас в тюрьму, они хотят убедить судей, будто готовы были заботиться о нем, но не могли даже видеться, так как Вы держали его под замком. Что с тех пор, как Гражданин Маркиз переехал к нам в дом, он впал в старческое слабоумие, совсем перестал что-либо понимать и сделался игрушкой в Ваших руках. Туссен мне это рассказал, потому что при разделении имущества он перешел к виконту Лагардьеру, старшему из племянников, у которого в доме проходят семейные собрания. И это еще не всё: оба кузена пытаются склонить Ваших слуг дать против Вас показания. Они хотят, чтобы слуги рассказали, будто бы наш покровитель на старости лет совершенно утратил способность соображать, вел себя как малое дитя и слушался всех Ваших приказаний. И что, вместо того чтобы возложить заботу о нем на врачей, Вы якобы давали ему настойки, которые еще больше замутняли его разум: это помогало Вам вертеть крестным по собственному усмотрению и вытягивать из него все его богатства.
Друзья, которые приходили к нам в дом, могли бы засвидетельствовать, что это обвинение – ложь от первого до последнего слова. Более того, они бы объяснили, что это Вы следовали советам Гражданина Маркиза и слушались его как родного отца, восхищались им и уважали. Но Туссен говорит, что еще никого из Ваших друзей ни разу не вызывали к судьям, которые слепо верят словам племянников – что крестный был Вашим пленником и что Вы не позволяли ему связываться с внешним миром, и потому полагают, что не смогут найти никого, кто бы общался с ним в последнее время.
Как могут эти двое поддерживать подобную ложь, когда весь Париж знает, что Вы принимали в своем салоне каждый четверг и что за ужином собиралось не менее шестидесяти человек!
Виконт, после того как Жан-Батист рассказал судьям о Ваших приемах, пытается убедить прислугу говорить, что Гражданину Маркизу не разрешалось в эти дни спускаться вниз и
