style="font-size:15px;"> Недругам Бонапарта в правительстве (и тайным сторонникам роялистов, и ярым приверженцам якобинцев и даже скрытым «либерастам») пришлось принять его с распростертыми объятиями: они в нем нуждались, вернее, в его «шпаге-сабле». А ведь большинство из них были политиками с юридическим образованием, владевшими вескими аргументами сомневаться в необходимости поддерживать человека, который только-только оставил свою армию погибать на чужбине и прибежал домой подобно испуганному огнем новобранцу, т.е. дезертировал и ему грозил военный трибунал с последующим расстрелом!? Но политическая конъюнктура взяла вверх.
Так бывает, когда логика берет вверх над чувствами.
В общем, власть сама шла в руки египетскому герою (или, все же, «герою»? )…
…Между прочим, сам Наполеон оставил по этому поводу очень емкое изречение: «…для того чтобы управлять, надо быть военным: ведь лошадью управляют в сапогах и со шпорами». Но не всякий генерал может быть пригоден для… гражданского управления! С падением якобинской диктатуры и вступлением во власть термидорианцев военная диктатура была уже неизбежна. Термидорианцы были карьеристами и собственные интересы (в отличие от якобинцев, все же опиравшихся на народ и выполнявших волю народа) ставили выше интересов Отчизны. Армия нужна была им не только для защиты отечества от внешнего врага, но для защиты… их самих от врагов внутренних. Одна из удачных попыток французских правящих политиков использовать знаменитую «шпагу-саблю» в своих личных интересах относится к уже упоминавшемуся перевороту 18 фрюктидора. Тогда не сразу подыскали нужную «шпагу-саблю». Кандидатур было несколько: но Бонапарт был при деле, воюя в Италии, а Моро не любил политики и ловко от нее уклонялся. А вот амбициозный Гош явно был не прочь сыграть эту зловещую роль, но не сложилось и обошлись фигурой второго порядка: как известно, им стал подконтрольный Бонапарту генерал Ожеро из его Итальянской армии, им, кстати, для этой цели и присланный. Тогда все прошло так, как того желали термидорианцы. Бахвал и бретер Ожеро тут же «засучил рукава», принялся за роялистов, подтвердив свою репутацию лихого малого в любой обстановке и спасенные им «директора» снова оказались «в седле». И до «фрюктидорского переворота» и после него немало генералов подвергались соблазну выступить в роли «лучшей шпаги» для наведения порядка в стране. Первыми попытались «пофехтовать» Лафайет и Дюмурье. Их попытки, как говорят в таких случаях, оказались не ко времени. Революционная волна не докатилась еще до своего гребня. Пока не был изжит революционный пафос – военная диктатура была невозможна. Народ еще не почувствовал, что завоевания революции (особенно социальные) прочны и не допустил бы над собой никакого диктатора. Еще не наступило время, когда революционное воодушевление, идейный энтузиазм, двигавшие людьми, пошли на убыль.
