покрылся липким потом и сразу же боязливо оглянулся.
«…Но Трифанков мне глубоко безразличен. Он не исключение: в райкомовских креслах удерживаются лишь подобные ему типы, а самые подлые и наглые из них пробиваются наверх, чтобы руководить государством. Хотя и это мне уже безразлично – жить-то с такой публикой вам, а не мне…»
– Ни хрена себе заявочки! – очередной раз вспылил завхоз. – Да за такие речи без суда и следствия… как врага народа! Ишь, какую змеюку на груди пригрели!
Красный, как рак, директор непослушными пальцами рванул галстук, вскочил и стал нервно метаться по кабинету.
– Может, дальше не читать? – жалобно застонал Жемчужников. – И так ясно…
– Читайте, – неумолимо повторила Тамара Васильевна.
«…И ещё мне интересно узнать: кто поселился в моей бывшей квартире? Уверена, что дали её не многодетной семье, мыкающейся по общежитиям, а какому-нибудь блатному из райкома…»
И здесь Нонна попала в точку: по райкомовской протекции в её квартиру вселился Жемчужников. Если упоминание о казенном баяне и пьянстве он пропустил мимо ушей, то такого оскорбления стерпеть уже не мог:
– Баста! Больше такую клевету не читаю. И вам не советую!
Он подхватился и принялся носиться по кабинету наперегонки с Григорием Николаевичем. Все стали провожать их взглядами, лишь Арик тайком поглядывал на брошенное на стол письмо, силясь разобрать строки, писанные размашистым тёткиным почерком.
Вдруг раздался смех, и все перевели взгляды на Наталью Абрамовну. Смеялась она как-то странно: из глаз катились слезы, и она достала носовой платок, но прижимала его почему-то не к глазам, а к вискам. И вообще это больше походило не на смех и даже не на плач, а на какие-то нервные частые всхлипывания.
– Господи, – шептала она лихорадочно, – неужели надо уехать, чтобы увидеть, в какой грязи и мерзости мы живем? Почему? За что?..
Тамара Васильевна и Ольга Викторовна принялись её успокаивать, Ефименко демонстративно отвернулся, а Григорий Николаевич и Жемчужников разом остановились и стали изумленно её разглядывать.
– Вы это… перестаньте… – пробормотал директор. – Дайте ей лекарство какое-нибудь, и пусть идет домой. Мы тут сами…
Женщины вывели завуча из кабинета, а через минуту вернулись и сели на свои места.
– Оно и понятно, – философски изрёк Ефименко. – Правда-матка глаза колет. Будь я на её месте…
– Замолчите! – выкрикнула Тамара Васильевна. – Оставайтесь на своём месте и помалкивайте. И так наговорили больше, чем следует!
Григорий Николаевич подёргал себя за растянутый галстучный узел и уставился на часы:
– Перестаньте собачиться, ради Б-га! Лучше займёмся ответом, пока совсем не перегрызлись…
– Пиши, – похлопал Арика по плечу Жемчужников.
Арик послушно придвинул к себе чистый лист, попробовал ногтем
