на семью всех собак повесить, проехали. Но кем изображается он? Рогоносцем? Слепцом? Тупицей, которого все подряд разводили и который годен был, как видно из фильма, только на то, чтобы удовлетворять потребности троглодитов, именуемых «деятелями культуры» и «ближним кругом»?!
–Еще раз тебе говорю, это жизнь, – не унимался продюсер. – И Витя не был безгрешен, и близкие его. Семью бросил, сына…
–Не бросил! – яростно взвизгнул Алижан. Собеседник поспешил его успокоить:
–Ну ладно, не кипятись. Не бросил, Марьяна сама виновата была. Но и он, когда начинал с ней жить, тоже не был слепым. И многие про него вспоминают, мягко говоря, в серых красках – и тебе это отлично известно. Нет, не потому, что они злопыхатели и сволочи. Просто потому, что они запомнили его таким. Бесспорно, поэт и композитор он был отличный, но ведь не только и не столько из этого собирается в наш век доступной информации образ кумира. Он состоит и из негативных черт тоже, и ему они не страшны, потому что те, кто по-настоящему фанатеют от него или любят его как друга, обязательно найдут этому оправдание и увидят изюминку и прелесть даже там, в тех чертах героя, где ее нет.
–И на них рассчитан сценарий? На такую аудиторию?
–Ну, в основном.
–А что, если нет? – предположил художник. – Если настоящие враги Вити посмотрят эту лабуду, схватятся за нее руками и ногами и начнут полоскать его память и его семью?
–Так это же будет прекрасно! – всплеснул руками Шпис. – Представляешь, какая волна поднимется?! Это же как вторая жизнь Виктора Цоя будет! В наше время не имеет значения вектор, с которым поднимается и развивается волна популярности. Имеет значение длина, то есть высота, этой волны. Неважно, ругают тебя или хвалят. Важно, что говорят. Разве не так?
Алижан только покачал головой:
–Я тебе, Юра, так скажу. Дорога ложка к обеду. Учитель твой, когда «Рок» снял, тогда и должен был думать насчет проката.
–Но ему тогда не дали, ты же знаешь, цензура запретила.
–А какая разница? Сейчас, спустя 15 лет, доставать архивный материал, не ему одному, а еще и наследникам Вити принадлежащий, чтобы нагреть на нем руки – как минимум мародерство. Снималось для другого, при других обстоятельствах, с другой целью. Не спросив у Виктора – а спросить у него невозможно – сейчас вырвать кадры из контекста и вставить их даже хотя бы в хороший фильм (под критерии которого принесенный тобой сценарий никак не подпадает) было бы безнравственно…
–Погоди, – остановил своего визави продюсер, переведя разговор в более знакомое и приятное для него самого русло. – Причем тут нравственность? Ты сказал о членах семьи, так? Их интересы будут учтены. Мы как раз сейчас их «обрабатываем» на предмет получения согласия на съемки. И тебе нехило перепадет, если согласишься для картины пару эскизов сделать, над студийными съемками поработать, костюмами поможешь… Уж поверь мне, я тебя никогда не обделял!
–Да,
