style="font-size:15px;"> – А я упал, – ответил я печально.
Маму мой ответ почему-то очень насмешил.
– В следующий раз, – сказала она, – толкни и ты его. И посильнее. Ты упал. А он пусть улетит.
Я так и поступил. С тех пор стычки с Мишкой Хариным происходили постоянно. Он был ребенок-ураган. Сейчас таким ставят диагноз «гиперактивность» и накачивают успокоительным. Раньше с детьми так не поступали. Считалось, что гиперактивность – свойство характера. В принципе, они были правы. Отдельным взрослым гражданам (в том числе, и тем, кто находится в публичном пространстве) седативные препараты совсем не помешали бы. Но их никто почему-то не назначает…
Детям внушали не только гордость за родную страну, но и многие истины, долженствующие определить их поведение в советском социуме. Пропаганда начиналась в детском саду. Воспитатель задавал детям стандартный набор вопросов, и они должны были отвечать.
– Кто знает, – спрашивала Марь Иванна, – почему советский флаг красного цвета?
Ответ на этот вопрос я знал, меня просветила прабабушка, в славном прошлом – революционерка с маузером (я видел фото), и потянул руку.
– Так, Степа…
Я встал, и, задыхаясь от волнения, выпалил:
– Потому что красного цвета кровь рабочих и крестьян!
Марь Иванна была искренне удивлена, но и горда одновременно.
– Молодец, Степа, абсолютно правильно, – сказала она…
В другой раз Марь Иванна напротив – отругала меня. Причем, очень несправедливо. Пренебрежение к хлебу считалось чем-то вроде тяжкого преступления против нравственности – наследие голодного времени. Один из моих согруппников, Дима, оказался настоящей «белогвардейской сволочью». Во всяком случае, именно так я его и назвал. Он не только бросил хлеб на пол, но и оклеветал меня.
– Это Степка хлеб бросил, – сказал он без зазрения совести, – я видел.
– Ах, ты, белогвардейская сволочь! – вскричал я, возмущенный до глубины души, и кинулся на подлого врага с кулаками…
Марь Иванна мой порыв не оценила, схватила меня за ухо и отвела в угол. Там я стоял полчаса, глотая слезы – это было первое несправедливое наказание в моей жизни. И отличный жизненный урок. Лжецу за его поступок ничего не было. Меня же, пытавшегося восстановить истину, воспитательница и слушать не хотела. Я осознал, что, хотя врать нехорошо, подлый человек может уйти от ответственности. А значит, если надеяться не на кого, справедливость могу восстановить только я.
На прогулке я так удачно подставил подлому Диме подножку, что он упал – и расквасил нос. Зареванный, Дима побежал жаловаться воспитательнице. А я – следом за ним. Обогнал его, и первым закричал: «Марь Иванна, я нечаянно, он сам на меня наткнулся».
– Будьте осторожнее, – сказала Марь Иванна. И Дима, мгновенно прекратив рыдать, выпучил на нее пуговицы хитрых глазок. Затем перевел пораженный взгляд на меня. Сам он привык врать и изворачиваться.
