вычеркнула из своего лексикона такие слова, как сомнение, тревога, колебание. Ирис сама стала восторженной и категоричной. Ребенок слушался и отлично учился, муж зарабатывал деньги и содержал семью, жена занималась домом и была достойной парой супругу. Ирис оставалась красивой, бодрой, привлекательной, ходила на массаж, бегала трусцой, посещала косметолога, играла в теннис. Конечно, она не работала, но «есть женщины, которые не знают куда себя деть, тогда как другие умеют себя занять. Праздность – это целое искусство» – утверждала она. Себя она, конечно, причисляла к последним, а откровенных бездельниц глубоко презирала.
Видно, я на другой планете живу, думала Жозефина, слушая болтовню сестры, которая на этот раз завела речь об их матери.
Раз в две недели, по вторникам, на ужин к Ирис приходила мадам Мать, и главу семьи надо было принимать должным образом. На семейных ужинах полагалось улыбаться и выглядеть счастливыми. Естественно, Антуан всеми силами старался избегать этих сборищ и каждый раз выдумывал благовидный предлог, чтобы не прийти. Он не переносил ни Филиппа Дюпена, который в разговоре с ним расшифровывал все аббревиатуры: «КБО, комиссия по банковским операциям, Антуан», ни Ирис, которая смотрела на него, как на прилипшую к туфельке жвачку. «Когда она здоровается со мной, – жаловался он, – она как будто вытесняет меня своей улыбкой, словно хочет вышвырнуть в другое измерение!» Ирис и впрямь ни в грош не ставила Антуана. «Напомни мне, куда устроился в итоге твой муж?» – это была ее любимая фраза, в ответ на которую Жозефина, запинаясь, бормотала: «Да пока никуда, по-прежнему никуда». – «А-а, ну ясно… так ничего и не решилось! – вздыхала Ирис. – Да и как оно решится: столько претензий при таких ограниченных возможностях!» Сколько же в ней все-таки фальши, подумала Жозефина, зажимая трубку между ухом и плечом. Если Ирис чувствует к кому-то симпатию, то лезет в медицинский справочник – проверить, не заболела ли.
– Что-то случилось? У тебя странный голос… – между тем спросила ее Ирис.
– У меня насморк…
– Надо же, а я подумала… Так вот, насчет завтрашнего вечера… Ты про ужин с матерью не забыла?
– Что, уже завтра?
Она совершенно забыла об этом
– Ну, дорогая, что у тебя с головой?
Если б ты знала, подумала Жозефина, ища глазами носовой платок.
– Вернись в наше время, оставь ты своих трубадуров! Ты слишком рассеянна. С мужем придешь, или он опять нашел способ испариться?
Жозефина грустно улыбнулась. Назовем это как угодно: испариться, проветриться, развеяться, растаять как дым. Антуан постепенно превращался в летучую субстанцию.
– Он не придет…
– Понятно, придется придумывать новое оправдание для матери. Ты знаешь, что она не одобряет его вечные увертки…
– Вот уж на это мне глубоко наплевать!
– Доброта тебя погубит! Я бы уже давно выставила его за дверь. Ну да ладно,
