соотечественников. Впрочем, даже и эта, казалось бы, непреходящая любовь иссякает мгновенно с прекращением денежного потока, этих гостей сопровождающего.
И вот, бюрократическая змея в погоне за очередной сиюминутной наживой сослепу наткнулась на свой длинный хвост, на котором было написано, что нельзя просто так никого лишить крыши над головой. И тут, как нельзя кстати, подвернулся брат Пфанне.
***
Глядя, как брат Пфанне уплетает вторую кастрюлю гречневой «икорки» с грибами, я небрежно поинтересовался его делами. Пфанне, треснув кулаком по столу, и расплевывая гречку по всей комнате, разразился гневным монологом.
«Прихожу я давеча с заутрени на кафедру, а там завкаф стоит и подманивает пальчиком: иди, мол, браток, сюда, разговор есть серьезный. И начинает втирать мне, что мой рабочий день с девяти до шести по штатному расписанию. Он, язычник и содомит, надумал ставить мне в укор, что я служу Богу по утрам. И когда я возражал, что это Богоугодное дело и ссылался на Библию, этот пособник сатаны начал убеждать меня в первичности трудового кодекса над Библией. И вот, по этой бесовской книге он возжелал лишить меня довольствия. А потом я узнал, что христопродавцы лишат меня ещё и крова!»
После этого Пфанне, возмущенно раздувая ноздри, подытожил, что заутреня гораздо важнее отсиживания каких-то чресло-часов. И расплакался, обильно сдабривая солью гречку, которую отправлял в рот трясущейся рукой. И расплеванная по комнате гречка плакала вместе с ним.
У соседа выдался исключительно тяжелый день. Уверенный в своей правоте, он тотчас из института пошел жаловаться в приход, по дороге воображая, что его восстановят и даже повысят до завкафедрой, а того ирода, что занимает сейчас эту позицию, сошлют к раскольникам на перевоспитание. Пфанне как молнией был сражен словами настоятеля о том, что негоже утолять свой голод во время дневной службы прямо в храме, чего Пфанне делает ежедневно. И поделом ему досталось за неуважение к церкви. Пфанне так и врос в землю от неожиданности, пораженный открывшимся ему знанием, что обедня, оказывается, не для обеда. Обвинения в неуважении к церкви подействовали на него гораздо сильнее, чем отсылки к трудовому кодексу. Неведомо, как выдержал его рассудок, но он собрался с духом и пошел другим путем. Второй раз его рассудок был подвержен испытанию, когда он вдруг открыл для себя, что в нашем православном государстве сила бюрократии оказалась выше влияния церкви. Написанные им во многие инстанции кляузы вызвали бесконечное количество проверок правомерности действий и деятельности вообще руководства его кафедры, департамента и института, и так запутали ситуацию, что вопрос о его увольнении и выселении затянулся надолго.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию
