встал и послушно прошел к двери, провожаемый моим надменным взглядом.
Нет, может, я, конечно, и перегнула – но пусть подождет снаружи, пока я ползаю на коленях, пытаясь отыскать невесть куда задевавшуюся туфлю.
Половину проникновенной инквизиторской речи эту дрянь нащупать пыталась.
Ага, нашлась, мерзавка!
Я обулась, притопнула, удобно распределяя ногу внутри обуви, и с некоторой грустью вздохнула: через витрину виднелся силуэт инквизитора и мерное движение огонька.
Вот так живешь, считаешь себя сильной и независимой, и тут является… какой-то, и у тебя от него внутри екает. И ладно бы ниже пояса. А то – в груди.
Из магазина я выплыла во всем своем великолепии.
Инквизитор мерно дымил сигаретой и не выглядел задетым очередным моим хамским вывертом.
– Ксения Егоровна, а вы действительно предпочли бы сесть в тюрьму, но не отдавать индульгенцию? – с легким любопытством поинтересовался он, с интересом наблюдая, как я склонилась к замку и пытаюсь в темноте нащупать ключом скважину.
– Пф! – пренебрежительно выдохнула я. – Как-то примерно три столетия назад ваш Орден уже пытался провернуть нечто подобное с ведьмой из моего рода: тогда ее намеренно подтолкнули к совершению преступления, а потом предложили обменять индульгенцию на помилование…
Закончить предложение я не успела, прошитая от макушки до копчика острым чувством опасности, а потом тьму и тишину ночи прорезала вспышка и грохот.
Это лопнуло мое самомнение.
Потому что за то время, пока я пыталась сообразить, что происходит, инквизитор успел обнаружить источник опасности, шагнуть, заслонив меня собой, и выставить защиту в дополнение к той, что раскрылась сама от орденского медальона. И все это одномоментно.
Потом он повалился, а я завизжала.
Крик прошил город от крыш до подвалов.
Испуганные птицы поднялись с ветвей, а летучие мыши завопили, меняя курс.
Завыли в квартирах собаки, выгнув спины, зашипели кошки.
А тени, устремившиеся на мой призыв отовсюду, молча и без сомнений хлынули в неприметную подворотню, затопили ее… А пока там кого-то с рычанием, с чавканьем жрали, я подхватила подмышки обмякшего инквизитора и поволокла его туда, где стояла на стоянке моя машина: показалось, что это разумнее и безопаснее, чем снова открывать дверь в магазин. Не уверена, что мне хватило бы хладнокровия возиться с ключами, в то время как вся моя сущность требовала убраться, убраться скорее с этого места.
«Как по городу ночному шла Ксюшенька» – взрослого мужика на руки не подхватишь, и инквизитора приходится неудобно тащить за собой волоком, семеня на каблуках.
«Заплетала за собой тропы каменны» – не-брат Максим тяжел, и мышцы пресса подводит от непривычной нагрузки, а скользкая ткань пиджака выворачивается из пальцев.
«Запирала за собой на замки пути» – если просунуть руки подмышки
