у неё… Глаза сфокусировались. Он сказал себе, что надо держаться, что ему сейчас почему-то трудно, но он должен держаться. Спокойствие – главное в следовательской работе. Спокойствие и злость. Ненависть к подозреваемым. В райотделе номер тринадцать вдруг сделалось совсем тихо, будто он превратился в такое помещение, где ночью устали и спят. Вошёл Влас. Гитару держал перед собой привычно, будто и раньше имел дело с этим инструментом. На стол Клековкина легла бумага, прочтя которую, тот нахмурился.
– Лады, – гитару опять втиснул между собой и сейфом.
Лейтенант не спешил уходить. Экспертиза подтвердила: инициалы на деке нацарапаны давно, стало быть, гитара, скорей всего, принадлежит девушке. Сегодня рейд провели по ресторанам: такой визг стоял в райотделе… Эту что-то мешало определить в знакомый разряд.
– Говорит: творческая личность, наследство получила, сидит дома, не работает…
– Я работаю, – повторила девушка, с приходом Власа почувствовавшая какую-то неявную, но поддержку. – Я могу доказать, Виктор Викторович. Разрешите, я спою вам и сыграю.
Клековкин впал в лёгкий ступор: как это разрешить! Какие ещё песни разрешить! Но тут вошёл майор, начальник, увидел гитару:
– Что, музыканты пошли? – почему-то сказал, сегодня добрый, видно, от начальства получил какое-то поощрение.
– Пожалуйста, позвольте, – быстро разобралась в субординации присутствующих и в настроении главного милиционера Полякова. – Я покажу свою работу, для следствия, для дела…
– Ну, если «для дела», – расщедрился начальник.
– Моё сценическое имя Мага Полякова, – властный жест в сторону гитары. Получив её, оглядела, приложила к уху, подтянула на колках струны, послушала, будто спросив, не обидели ли тебя здесь?
Тут заглянул ещё один милиционер по фамилии Сергеев, который по просьбе Клековкина проверял личность этой девушки, ответ на запрос он положил на начальственный стол, а сам тоже не ушёл. Все они будто изготовились для концерта.
– Про осень, – объявила исполнительница, нисколько не стесняясь, будто перед ней была привычная публика. Гитарный звон, тихий, грустный, вкрадчивый. На песню не похоже, но складно.
За окном ветер
перелистывает пёструю дорогу,
в окно рвётся.
Я не хочу уходить в осень.
Пусть все уходят,
я в лете хочу остаться.
Жаль, что тёплых дней не вернуть…
Гитара повторила за голосом невесело, но и не тоскливо. Голос вступил, был он таким сильным, что, кажется, стены милиции рухнули, и все они оказались прямо на осенней мостовой под осенним дождиком и полетели за листьями потому, что научились летать. Гитара вздохнула, и певица вздохнула, хотя эти вздохи не были вздохами, они были музыкой:
Ну, что ж… Я пойду тихим городом осени.
Мне никто не сделает больно,
потому что для всех я придумала одну
Добрую-добрую песню.
Гитара поиграла
