стало невыносимо жарко. Словно весеннее солнце распустило свои лучи, распространяя летний жар. В одну минуту с меня сошла бравада, куда-то подевалась наигранная храбрость, кожа прогрелась до основания и сползла, будто змеиная шкурка, оставив снаружи лишь одни нервные окончания. Меня бил озноб. Душевный жар Олега Зимина проникал только в меня. Больше никто ничего подобного не ощущал. В его присутствии меня будет опалять зноем и обдавать ледяной стужей. Это уже произошло. И это навсегда.
– Про крокодила мы давно знаем. Все знают. И никто не верит, – сказал, улыбаясь, Зимин.
А меня словно в доменную печь бросили. Так они все знали про этого крокодила! А меня мучили, пытали, иголки под ногти втыкали. Гестаповцы, лимоновцы, усамабенладеновцы. Неужели начальство везде одинаковое, неизменное, покрытое толстым слоем двуличия и ржавчиной лицемерия? «Комета» на них на всех не хватает. И тетя Ася давно в гости не приезжала.
– А я верю, – продолжал Зимин, – в вас, Даша, и верю, что вы справитесь с заданием. От первой командировки зависит вся дальнейшая творческая судьба журналиста. Как вы считаете, справитесь?
– Легко, – сказала я, с трудом преодолевая робость.
Зимин приподнял брови и опустил. Его несколько смутила моя наигранная храбрость. Олег Александрович присмотрелся ко мне, подошел, поднял руку и тут же опустил, окончательно смутившись. Наверное, он хотел прикоснуться ко мне, но почему-то не посмел. И я тихонько отошла в сторону. Прощание состоялось. Это ведь целый ритуал. Я побывала на дне мужской души. Там глубоко, чисто и ясно, но очень жарко. Мои уши пылали, как свечки. Я вся горела. Олег Александрович вздрогнул, видимо, что-то почувствовал, какое-то проникновение. Неопределенные ощущения витали в воздухе. Два человека пылали и горели от взаимного тяготения и всеми силами пытались продлить сладостные муки.
– Даша, тебя проводить? – раздался голос сзади.
Чуткая и лукавая Марина Егоровна подкралась сзади и незаметно, она пыталась спасти от неминуемого пожара редакцию газеты тиражом в два миллиона. Марина Егоровна, видимо, подошла на цыпочках. Сначала наблюдала, а потом решила вмешаться. Интересно, а как долго она тут стояла?
– Н-нет, меня не нужно провожать, – пробормотала я и юркнула за дверь серой мышкой.
Во мне полыхали отголоски большого костра. Я понимала, что симпатии Зимина распространяются гораздо дальше и глубже, чем можно было предположить. Он увлечен мной, ему интересно, но его внимание к юной особе заметно окружающим. И Марина Егоровна, и Лариса Петровна давно догадались, они ведь далеко не дуры. Да и генеральный, относившийся слишком снисходительно ко всем сотрудникам газеты, с небесной лестницы все же спустился впервые – сделал этот героический шаг ради меня. Не только женщины-легионерши, вся редакция заметила необычное в поведении высокого начальства. И Соколов, и Сонька, и даже наша каурая Динка. И все принялись перебирать тонкости и сложности прощального кружева. Они сплели огромную сеть из недомолвок, взглядов
