он не боялся – сам помогал разрушить некоторые из них, а потом сдавал ценности, обнаруженные в тайниках, властям, кое-что, по мелочи, оставляя себе в качестве трофея.
Что поделать – любил Михайличенко звонкие, красивые монеты. Особенно – полновесные червонцы царской чеканки. Да-да, те самые, оставшиеся со времен павшего в революцию режима. Совсем не бескорыстен был Михайличенко. Мечтал он жить хорошо и богато, кушать вкусно и почивать на мягких перинах, потому и утаивал часть конфискованного золотишка и прочих ценностей, пользуясь тем, что ему, как командиру и надежному товарищу, доверяли.
Негоже возвращаться домой с войны с пустыми руками.
Да и где он, дом-то? Вырос Михайличенко в детдоме, воспитывался не папой и мамой в семье, а государством, но мечтал о лучшей доле и старательно копил деньги, дабы воплотить свои мечты в реальность.
Множество захоронок дожидались своего часа и Петр Емельянович был уверен в том, что рано или поздно, но мечты его исполнятся, а уж он постарается не упустить своего шанса.
«Где же они? – холодно и отстраненно, точно машина далекого будущего, размышлял Петр – Почему вражины не стреляют, не пытаются сопротивляться?»
Он ступил еще на одну ступеньку и замер, чутко прислушиваясь – ничего! Как говорится – тишина стояла мертвая. Внезапно ему стало страшно – показалось, что холодная ледяная ладонь неведомого, прикоснулась к горячему лбу. Инстинктивно Петр отшатнулся назад. Внутренний голос взвыл: «Беги, спасайся! Уноси ноги, пока цел.»
«Суеверия и поповские байки! – разозлился Михайличенко – Меня, сержанта Красной армии, не испугают старые развалины!»
Когда надоело колебаться и вслушиваться в звенящую тишину, Петр шагнул дальше, осторожно, маленькими шагами продвигаясь в глубину темного прохода. Церковь, если это только была церковь, в чем Петр начал сомневаться почти сразу же после того, как переступил порог, оказалась крошечной, шагов тридцать в длину и столько же в ширину. Прямо на голой стене висело перевернутое распятие, а черные свечи, прилепленные к каменным стенам, чадили прогорклым и светились, словно крохотные светлячки темной ночью. В воздухе витал запах сырости, падали и гнилья. В углах теснились каменные фигуры монстров, пыльные, затянутые паутиной. Повсюду виднелись следы былого пожара, запустения и разрухи. Михайличенко замер, отлично осознавая тот факт, что бездарно подставился, превратившись в отличную мишень. Сейчас кто-нибудь нажмет на курок, и выстрел оборвет его жизнь, глупо и бесполезно. Никто не стрелял и Петр, переведя взгляд со стен на пол, застыл, превратившись в соляной столб. Там он их и нашел. Трое фашистов, мертвые и безжизненные как камни на дороге, валялись на холодном, гранитном полу и кровь, вытекшая из страшных, рваных ран на их телах, уже застыла. Сизые внутренности убитых напоминали каких-то экзотических змей, стремящихся расползтись в разные стороны.
–Твою ж мать! – громко выругался Михайличенко, пытаясь бороться с позывами
