такой глазастый?
– Из Подмосковья.
– Я почему-то так и подумала. У вас там, в Подмосковье, все такие красивые?
Он немного успокоился. С мужчинами всегда надо говорить после этого. Он должен понять, что нормальная жизнь продолжается.
– Спасибо вам большое…
Он уже одет, застегнут на все пуговицы, даже панаму на голову нахлобучил.
– На здоровье… Поцелуй меня еще разочек, Юра Босяков, и топай! Магазин пора под охрану сдавать.
– А откуда вы мою фамилию знаете?
В глазах – испуг, недоверие. Смешные эти мужики! В каждом холостяке сидит боязнь долга перед женщиной, с которой он спал, боязнь тугого брачного ошейника, детей или алиментов.
Ирина подошла к солдату, опустила руки ему на плечи, поцеловала медленно, сладко.
– Твоя фамилия на внутреннем кармане куртки хлоркой выведена. Не комплексуй, Босяков! У тебя хорошая фамилия… Мне сразу представляется крепкий деревенский парень, бегущий босиком по утреннему лугу, а вокруг туман, роса, кони…
Она почти сразу забыла о нем и никогда, наверное, не вспомнила бы, если бы не ящик с гробом, стоящий в черном нутре самолета, и на нем бумажная наклейка «Ряд. Босяков Юрий Петрович». Сама не поняла, чего вдруг разревелась и отказалась лететь. Жаль мальчишку. Жаль. Очень жаль. Хорошие у него были глазки, голубенькие, и кожа гладкая-гладкая, как попочка у младенца. Все, протащили через мясорубку, перекрутили, смяли. Отбегал пацан свое по утреннему росистому лугу.
Не посмотрела бы на гроб, так бы и не узнала, и жил бы этот губастенький мальчишка в ее памяти еще долго-долго.
– Ну что?! Надумала?! – орет комендант. Первый раз за все время, пока он в Афгане, приходится уговаривать человека лететь в Союз.
– Я другим бортом полечу! – не оборачиваясь, кричит Ирина.
– Другого сегодня не будет! И завтра не будет! Полеты прекращены на неопределенное время! У духов «стингеры» появились!
Женщина не реагирует. У коменданта заострился подбородок, он махнул рукой, подав знак летчику, и пришла в движение рампа. Железное чудовище закрывало пасть. «Прощай, Босяков, прощай!»
«Чекистка! – с ненавистью подумал комендант, придерживая панаму на голове, чтобы не сдуло. – Мало чеков нагребла? Еще хочется? Уже совать некуда, уже все забито, но тебе все мало? Ну ты, бля, у меня улетишь! Я тебе устрою!»
Никто еще так не унижал его, как эта плачущая тетка, сидящая на чемодане.
Она махнула проезжающему грузовику, по-мужски ловко закинула сумки в кузов, села с водителем рядом.
– Что, испугались? – спросил водитель участливо. Он видел, как Ирину уговаривали зайти в самолет. – Вам в дивизию?
Грузовик попылил по дороге в объезд ВПП. Солдат-водитель приободрился. Он впервые видел рядом человека трусливее себя. В сравнении с этой женщиной он сам себе казался едва ли не героем.
– Мне тоже поначалу неприятно было
