округлые, громкие, ничего не значащие фразы. И наконец, как будто выйдя из длинного туннеля, он приступил к изложению сути дела, приведшего его сюда.
– Тебе, должно быть, тяжело видеть ее с другим, – начал он, и я приготовился внимательно слушать. – Но когда-то тебе все равно пришлось бы ответить за свои поступки. Поднять руки, признаться, что ты ошибся, и жить дальше. Иначе твоя жизнь не стоит и ломаного гроша.
В устах кого-нибудь другого это звучало бы угрожающе, как предупреждающий выстрел из кустов. В сочетании же с Гэри это воспринималось как фраза из плохого фильма.
Я попробовал перебить его.
– Не могу сказать, что я все еще люблю ее, – заметил я, рассматривая свою чашку, но он не обратил на это внимания. – Мы все когда-то через это прошли, – продолжал он.
Я рассмотрел надпись на его куртке: «Dubai Desert Classic 2004», – дополненную эмблемой авиакомпании «Эмирейтс». Куртка имела хороший вид: ни пятен, ни потертостей.
– Я имею в виду, мы все теряли кого-то дорогого. Таков наш мир. Жизнь слишком коротка.
Я неожиданно понял, что именно представляет собой Гэри. Он мог сказать «жизнь коротка» в полной уверенности, что сам сформулировал эту максиму. Вероятно, он считал себя философом, раз уж ему приходят в голову такие глубокие фразы. Уверен, если он однажды увидит это словосочетание на чьей-то наклейке на бампере, то будет уверен, что это плагиат.
– Каждый день надо проживать так, будто он последний, – продолжил он в том же духе, делая вид, что испытывает некоторую неловкость, рассматривая пятно на скатерти. – Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме какого-то человека?
– Гэри, представь, я могу думать о чем-то, кроме Сары, – ответил я. – Просто был пьян, сидел перед компьютером и, признаю, действительно сделал ошибку – огромную ошибку. Ты можешь похвалить себя за то, что никогда не делал ничего подобного, но людям свойственно ошибаться, Гэри.
Господи. Я только что сказал «но людям свойственно ошибаться». Я еще хуже Гэри.
– Нельзя жить прошлым…
Хороший у нас получается диалог.
Неприятное ощущение, как будто тебя отчитывает взрослый. Настоящий мужчина. Кто-то способный вполне здраво рассуждать об отношениях между людьми. Именно поэтому, как мне кажется, разговор и доставлял ему такое удовлетворение. Он пришел сюда не из жалости или сочувствия, а токмо чтобы всем своим видом сказать: «А ну взгляни на меня. Посмотри, что мне под силу. Я могу не только быть с Сарой. Я ведь еще на правах взрослого должен сказать тебе, где ты не прав, в чем причина того, что ты жалкий неудачник. Общаясь с тобой, я делаю тебе одолжение».
– Гэри, послушай, мне надо идти, – решительно проговорил я, пытаясь выпить залпом полчашки кофе. – Дэв спросит, почему я закрыл магазин. Он теперь очень занят – разучивает польские песни. А с трех до четырех по вторникам у нас больше всего покупателей. У него. Я здесь, собственно, и не работаю.
Гэри запаниковал.
– Я кое-что хочу сказать тебе на прощание. Понимаешь… Не я должен это говорить, но…
Но
