Геолог выжидательно поглядывал на меня, ничем не выдавая своих чувств. Габышев обратился к старику по-якутски, и оба они тихо заговорили. Я уловил лишь несколько знакомых слов: «большой порог… корма много… нартами не проехать… черта много…»
– Где это много черта, Габышев? – вмешался я в их разговор.
Я знал, что под «чертом» тунгусы и якуты подразумевают необъяснимые, с их точки зрения, явления природы.
– То место я слыхал, там черта много, – подтвердил проводник, – оннако, еще большой порог есть, там смерть близко ходи.
– Какой порог? Речки-то все маленькие.
– То не речка: порог большой – весь дорога.
Мы поняли, что речь идет о ригеле – отвесном уступе, иногда перегораживающем поперек ледниковые долины. Я все колебался, не подавая виду. В конце концов, сто километров в один конец по сибирским масштабам – пустяки. Вопрос в лишних днях, которые надо прибавить к пяти, отделяющим нас от отдыха в поселке. Попасть снова в эту недоступную область вряд ли придется.
Я взглянул на Кильчегасова:
– Пойдешь с нами до того места?
По оживлению моих спутников я увидел, что они поняли мое решение. Старик раздумывал, посасывая трубку. Не торопя его, я спросил геолога:
– Как вы думаете, Анатолий Александрович?
– Ну, ясное дело, слазаем, посмотрим, – одобрительно отозвался он.
– А ты, Алексей, как? Продуктов хватит на десять дней?
– В обрез хватит: мешок лепешек есть, чай есть да пять банок бобов…
После раздумья старик согласился сопровождать нас. Теперь очередь была за Габышевым.
– Как, Василий, пойдешь? – спросил я. – Груз оставим, нарты грузовые оставим, оленей погоним с собой.
Проводник невозмутимо мусолил трубку, склонив голову и глядя в землю. От согласия его, как владельца оленей, зависело многое.
– Пойдем, начальник, – спокойно ответил якут и так же невозмутимо добавил: – Оннако, мы пропадем, я думай…
Я крепко пожал руку этому славному якуту, считавшему наше предприятие опасным и тем не менее спокойно шедшему навстречу этой опасности.
До вечера шло обсуждение предстоящего пути. На ночь в палатке прибавился пятый жилец. А утром мы быстро съехали в долину Тарыннах, расставили запасную палатку и сложили в нее коллекции, ненужный груз, лишние нарты. Затем повернулись спиной к желанной Чаре и направились к страшным гольцам в верховья Тарыннаха.
По широкой долине реки струился белый туман от многочисленных наледей. «Тарын» и значит по-якутски «наледь». Иногда воды были немного под снегом, а иногда нарты, как лодки, разрезали серую неподвижную воду или проваливались в подледные пустоты. Местами мы с гиканьем мчались, гоня оленей во весь опор по тонкому, прогибающемуся льду. Торопясь, мы проехали за день большой кусок пути и уперлись в отвесную стену, перегородившую долину, – знаменитый уступ в добрые четверть километра высоты. Направо ложе реки
