сливаются вместе. Стекаются в одно и порождают вечность. Людей из двух человек. И этот союз хочет только бессмертия и Вселенной. Счастья, в конце концов. И все это прет с Кавказа. И персы, и турки хотят жить на Кавказе, едут сюда. Ломятся со всех ног. Льются, бегут, текут. Потому что Кавказ точка силы. Ее поставил Ной на вершине Арарата.
– У него же были обе ноги, – возразила Жаклин.
– Ну он с тростью был. А трость ставит точку.
– Ясно, – рассмеялась Жаклин.
Мужчина представился Саидом и спросил у Маги и Жаклин, чем они занимаются.
– Я тренируюсь и пощу фотки в инсте, – отвечала Жаклин, – ну, так, рекламой еще.
– В основном я пишу, – признался Мага и закурил сигарету.
– Что пишешь?
– То, чего боюсь больше всего.
– Все боятся, конечно, не ты на свете один, – ответил Саид и достал бутылку иранского коньяка.
Они выпили из небольших стаканчиков, которые нашлись у Жаклин, нарезали лимон из кармана Саида, закусили дольками и порадовались бытию.
– Коньяк – это топливо, дизель, – сказала Жаклин.
– Его пьют люди-автобусы и люди-грузовики, – нашелся Саид. – Прекрасно, – добавил он.
– Еще бы, – отметил Мага.
Он вторгся в самого себя, вырезал свои сердце, почки и печень и повесил их на кишках сушиться внутри себя. Устроил геноцид внутри отдельно взятого человека и не испугался суда и ответственности, которые сели вокруг него и начали ждать хлеба.
– Это птицы, – сказал Саид, – они души мертвых детей, умерших и лежащих в люльках – гробах.
– Плохо им там? – спросила Жаклин.
– Да ничего, терпимо. Ждут. И дождутся.
Они выпили еще и замолчали, пока коньяк строил в их головах высотки и врезал в них самолеты, начиненные людьми – самыми взрывоопасными веществами на свете. «Ну и пусть взрываются эти люди, это еще Гоголь описал, когда в мешках у него сидели люди, которых потом заложили под здания и вознесли дома». Мага перестал думать и начал дергать заусенцы, похожие на травинки с семенами, которые падут и взойдут или их выклюют птицы.
– Что молчишь? – вопросил Магу Саид.
– Коньяк обрабатываю.
– Конечно. Это посылки. Каждая рюмка – почта, ее надо обрабатывать и рассылать через артерии и вены по органам – по провинции.
– О, – сказала Жаклин, – конечно, рука – это провинция, она завидует сердцу и хочет вонзить в него нож, чтобы стать центром. И вообще, самоубийство, когда вешаются, – это революция, а не смерть. Это Ленин, а не Андрей или Сергей, Вахтанг или Георг.
– Понимаю, – промолвил Мага. – Ведь самоубийц вне решетки хоронили, означая свободу – войну красной и белой крови.
– Сталин красный, – вмешался Саид.
– Он черный, – поправил Мага. – Сталин вытекшая и запекшаяся кровь.
– А красные – это рассвет и закат, а между ними – белые, облака или дни. Крайности победили, – сказала Жаклин.
Все
