века удалось, после подавления террора 1905–1907 гг., стабилизировать финансовую систему страны и обеспечить рывок вперёд промышленности, транспортной инфраструктуры: всё это способствовало не только механическому увеличению численности российского пролетариата, но и росту его самосознания. Однако ни в конце XIX в., ни в начале XX, включая Октябрьский переворот 1917 г., российский пролетариат ещё не был готов ни количественно, ни организационно к тому, чтобы взять в свои руки управление государством. В результате на плечах пролетариата к власти пришли те, кто говорил от его имени и управлял от его имени, не более.
Совершенно иначе складывалась ситуация в Западной Европе – в полном соответствии с той изначальной разницей, которая существовала в развитии производительных сил и производственных отношений между Россией и Европой. Даже в остававшейся разобщённой вплоть до последней трети XIX века Германии первые рабочие организации появились уже в 1830–1840-х г. (в то время как в России, напомним, – в самом конце XIX в.): в 1833 г. возникает «Немецкий рабочий союз», в 1834-м – «Союз отверженных»; в 1842 г. Вильгельм Вейтлинг в своих «Гарантиях гармонии и свободы» излагает теорию нового справедливого общественного устройства; либералы обращаются к королю Пруссии с предложением преобразовать политическое устройство государства, превратив его в конституционную монархию, на что Вильгельм IV отвечает репрессиями и, в частности, в 1843 г. закрывает «Рейнскую газету» Маркса.
В Англии массовое рабочее движение чартистов (от слова charter – хартия) в 1838 году излагает программу под названием «Народная хартия», в которой требует расширения избирательных прав, справедливо полагая, что решать проблемы рабочих возможно через парламент.
В 1848 г. волна революций прокатывается по всей Западной Европе: в феврале – во Франции и Италии, в марте – в Венгрии, Австрии и Пруссии. В 1848–1849 гг. Маркс издаёт в Кёльне свою «Новую рейнскую газету»; в том же революционном 1848 г. Маркс и Энгельс напишут в изданном в Лондоне «Манифесте коммунистической партии»: «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма». Но в том-то и дело, что «призрак» этот бродил именно по Европе, а не по России: в то время в России ещё даже не шла речь о реформе крепостного права, а не то что о формировании рабочего класса как самостоятельной, осознающей единство своих интересов политической силы. Прогресс, в том числе научно-технический, промышленный, а также процесс политической демократизации в России шёл куда медленнее, нежели в промышленно развитых и просвещённых европейских странах (вроде так это сохраняется и по сей день).
Плеханову, как и Ленину (который начинал, напомним, как его, Плеханова, прямой ученик), всё это было хорошо известно. Поэтому заметим (пусть немного забегая вперёд), что Плеханов, искренне напуганный переворотом 25 октября 1917 г. – не за себя лично, а за дальнейшую судьбу рабочего движения в России, – опубликует через два дня в своей газете «Единство» известное
