Так что не только вы исповеди любите слушать, я их тоже в своем роде коллекционирую. – Артист ослепительно улыбнулся. Кудышкин не мог не оценить знаменитую, подкупающую улыбку мастера отрицательного обаяния.
Федотов решительно протянул самокрутку Кудышкину:
– Учите, сэнсэй.
– Да невелика наука.
Эдик начал раскуривать косячок.
Через пятнадцать минут новоявленные друзья позабыли о лукавых беседах с прицелом на извлечение выгоды. Эдик, приняв нелепую позу – ноги на подголовнике, голова на сиденье, расслабленно подхихикивал, наблюдая за перевернутой в его глазах фигурой Федотова, который заходился в конвульсивном танце. Народный артист скинул рубаху и выполнял странные женственные телодвижения: то поводил плечами и грудью, поросшими редким седым пухом, то тряс тощими бедрами, то, встав на мыски, будто пытался взлететь, размахивая длинными руками, которые уже потеряли упругость и болтали брылями обвислой кожи.
– Жах! Жах-хх! – заклинал пространство актер. И вдруг он стал задыхаться, вытаращив глаза. Схватившись за горло, налился синюшным румянцем, захрипел, повалился на колени с вылезающими из орбит глазами: считаные секунды – и тело Федотова забила судорога, а из мертвеющего рта полезла пена.
– Г-глепп Архиы… – Фаза возбуждения стремительно сменялась тяжелой оторопью и у Кудышкина. Ему потребовалось какое-то время, чтобы перевернуться в кресле, вдохнуть полной грудью и встать.
«Чертовщина… Что-то подмешано туда…» – это была последняя мысль Эдика, после которой журналист, почти ничего не видя, с заходящимся сердцем, успел рухнуть у окна, дернув створку и крикнув дикое:
– Бля-а-а-рва!..
Под окном, в сгущавшихся сумерках, загороженные кроной раскидистой ивы, стояли Лева и Лика, целомудренно держась за руки. Лева прервал на полуслове монолог о значении в его жизни поэзии Северянина, с испугом глянув на стукнувшее федотовское окно.
– Вот звезды, – укоризненно покачал он головой. – Интеллигентные, уважаемые люди, а напиваются, как недоросли на дискотеке.
– Послушайте, Лева, нужно подняться посмотреть. Мне кажется, что у Глеба Архиповича не все благополучно.
Лика решительно выдернула свою руку из ладоней Гулькина.
– Я должна сказать Дарье. Вдруг ему плохо?
– Но ведь с ним человек! Этот журналист.
– Какой это человек, – отмахнулась Травина и покатилась, бойко перебирая кругленькими ножками, к террасе.
Через пять минут у двери в комнату артиста, из-за которой не раздавалось ни звука, в растерянности стояли четверо: Лева, Василий и, вторым рядом, Лика с Дашей.
– Глеб Архипыч! – очередной раз крикнул Василий, тщетно пытаясь вставить запасной ключ в замок: ключ, вставленный с обратной стороны, не давал возможности открыть дверь. Вася, обреченно помотав головой, выразительно посмотрел на Леву.
