пиршества, и роскошь утомленна
С обозом векселей на Волгу утекла;
Толпа бежит за ней актеров изумленна,
Дом игрищей погас, сгоревши весь дотла;
Святилища наук разграбленные стены
Ужасней кажут нам плачевный вид Москвы;
И музы, не найдя, куда склонить главы,
Отправились искать на Каме Иппокрены.
Куда съезжаться нам платить газетам дань,
О свойстве государств, за трубкой сидя, спорить,
И ближних и себя напрасно лишь задорить —
Путь сча́стливый тебе, клоб Английский, в Казань! —
Фабричный кинул стан, купец не промышляет,
Разнощик никуда с товарами нейдет,
Изделья, торг, мена́, все стало, все страдает,
И бедный мужичок ни пашет, ни орет.
О, день великих зол! Но, к пущему несчастью
У матушки-Москвы есть множество детей,
Которые твердят по новому пристрастью,
Что прах ее не есть беда России всей…
Утешит ли кого сия молва народна?
Отечества я сын, и здесь сказать дерзну:
Россия! ты раба, – когда Москва в плену!
Не ей ли ты должна той славою широкой,
Которую во всей вселенной нажила?
Не ею ли спаслась от пагубы жестокой,
Когда с мечами к ней Литва погана шла?
Москва ли не рачит о нас, не образует?
Готовит верных слуг, надежных согражда́н,
Дает мужей в суды, людей в военный стан
И злата не щадит, коль царь его взыскует.
Отечественный дух на каждом там шагу
Любить родимый край издетства приучает.
Вид Красного крыльца, – сей вид один внушает
И рабства не терпеть, и рог сломить врагу.
Кому наружный вид готический противен,
Пускай бежит навек от наших башен тот!
Единственна Москва! – и тем-то град сей дивен,
Что он из собственных составился красот. <…>
Так ежели Москва есть сердце государства,
Отдав ее врагу, какая для него
Надежда избежать паденья своего?
Столицы суть везде ограды крепки царства.
Без сердца бытие кто может сохранить,
Когда в нем вдруг огонь антонов загорится?
Куда, кроме земли, наш бедный труп годится?
Стал маятник его – и уже полно жить.
О Боже! возврати столицу нам любезну! <…>
Так мысленно взывал, когда в стране любимой,
Оставя мирный кров и хлеб насущный мой,
Без Родины давно, из края в край гонимый,
Бежал сюда вкушать хоть маленький покой. <…>
Но, ах! – хотя у них приятно было мне,
А на́ сердце тоски лежало тяжко бремя:
Я все смотрел в окно, не разбирая время,
