наружу, раздирая хрупкое человеческое тело – и когда наконец все закончилось, Оллин с удовольствием посмотрел на когтистые конечности с перепонками между пальцами и зевнул, щелкнув зубами.
– Тебе не надо нырять, – пробубнил за спиной ассистент.
Оллин не ответил. Оттолкнулся всеми четырьмя лапами, а затем шумно, с брызгами плюхнулся в пруд.
Здесь все было другим, не так, как на суше, но все равно очень приятно. Свет зеленоватый. Холодный. Внизу темно. Толща воды пронизана сочными стеблями. Наверху колышутся черными пятнами тарелочки лотосов.
Загребая лапами, Оллин поднырнул глубже. Кислорода в крови с лихвой хватало, так что можно было не торопиться и поплавать. Должны же у него остаться хоть какие-то удовольствия? Чистая вода приятно холодила большое и нечеловечески сильное тело. Молниеносное движение – и в зубах забился серебристый карп. Ощущение мягкой плоти, перемалываемой челюстями. На зубах хрустнули позвонки. Эйфория, накатывающая волной… Иногда Оллин думал, что, если бы встретил того, кто его здесь запер, тоже загрыз бы. И сожрал. Откусывал бы по куску, отрывая плоть от костей, и слушал бы вопли боли и ужаса – потому что сам он был обречен на боль и ужас с самого начала. Оллин никогда не знал иных существ, кроме мягкотелого ассистента, и это наводило на мысль, что его заключили в тюрьму с самого рождения.
Потом он вынырнул, выбрался на берег и разлегся на траве, жмурясь на солнце. Аси маячил тенью и, казалось, излучал укоризну – хотя, понятное дело, ассистент не может испытывать эмоций. Даже если это ассистент, к которому ты привык, как к самому себе.
– Сейчас вернусь, – пробормотал Оллин.
Вместо слов из пасти вырвалось довольное сытое урчание.
– Время завтрака, – оповестил Аси.
Оллин еще раз посмотрел на небо сквозь защитный купол. И подумал, что происходит что-то новое в его тюрьме. Купол взялся сполохами, как будто прогнулся. Пошел волнами, словно в воду бросили камень. И еще один. А потом – как в замедленной съемке – сквозь радужное мерцание на поверхность тюрьмы опустилось серебристое округлое брюхо корабля.
Настоящего быстроходного корабля, реальности которых Оллин собственноручно включил в число своих нейротренажеров. Хотелось научиться управлять большими и красивыми металлическими птицами, хоть и понимал, что все напрасно и бессмысленно.
Корабль тяжело сел прямо на крышу дома, стены хрустнули, словно скорлупа, и сложились.
– Оллин, прячься, – вдруг сказал Аси, – я отправляю сигнал бедствия.
Кажется, его синтезированный голос дрогнул. Впервые за все эти годы.
Внятные мысли разом куда-то делись. Оллин уже не раздумывал, откуда взялся корабль и что за существа прилетели вот так, запросто продавив защитный купол. Скрежет ломающихся стенок дома, в котором он провел так много лет, внезапно отозвался подсердечной болью.
«Да что ж это? Почему?»
Еще через мгновение что-то ярко полыхнуло с противным
