в голову нынче лезет? Ничего путного. И стоило бумагу переводить? – Сергей вяло ругнул самого себя вслух и скомкал лист бумаги, а потом тут же схватился за новый и в лихорадочном темпе заскрипел пером:
«Пою псалмы
и псалмопевцем давно я стал.
Но их забыли
и я не нужен
и я устал».
«Так, прекрасно, для этого надо было целый день пролоботрясничать, чтобы, наконец, нашло, – забормотал он себе под нос, – в то время, как братья мои делают карьеру, работают в поте лица, предки мои живота своего за Отечество не щадили, а я…»
Радостно подпрыгивающим карандашом видный, но рыхловатый молодой человек в волнении приписал:
«По озеру Генисарет зари вечерней свет струится.
…апологет…клеврет…» На этом суть стиха внезапно вновь застопорилась. «И не в подборе рифмы дело. Одна декадентщина прёт, не в силах остановить, но я же за высокое искусство! Что значит – воздух просто отравлен ядом декадентства!»
«В амбивалентности души не нахожу я боле смысла
…коромысло…»
«О Боже! Что бы сказал великий мэтр символизма об этом убожестве? Проклятие! Наверное, негоже лезть с суконным рылом в калачный-то ряд! Да с посконным1 рылом в ряд суконный, да с посконной рожей в красные ряды не суйся. С калачным рылом, да в булочную тоже. Знай своё место, жалкий писака, бумагомаратель вшивый! Всё одно выходит: «Слон прислонился к слонихе…» На большее не способен!» – продолжал не щадить себя в выражениях молодой человек, заметавшись из угла в угол, да так стремительно, что крупные капли пота выступили на его пухлом скверно выбритом лице.
– О! Осенило! – восклицает вдруг он и хватается за перо, подправляя указательным пальцем левой тяжёлые оловянные очки с душками, вылезающими из под мочек ушей:
«Смрад души. Поэма» – торжественно выводит он, но спохватившись, исправляет на: «Стихотворение» и продолжает:
«Устал от жизни ,
Всё не в радость,
И дико мне от мысли, что забывать уж многое ушедшее я стал.
Погряз в фекалиях своих,
Забыл, как петь псалмы, как выглядит мой дом,
И как звучит рояль.
Уж безысходность и печаль
Одолевают,
Склизкло и гадливо
Прикосновение их.
Воспрять б душой,
Да пароксизм отчаяния
Во мрак влечёт сознание моё.
Найти б Тот Смысл,
Да уж душа расслаблена
И жадно пожирает отходы тела тленного мои…»
Тоска… «Неужели всё? Дальше вновь застопорилось…»
Вдруг, он резко остановился, подбежал к столу и вновь схватился за перо:
«Уж руци, нози опустились,
Культи висят безвольно вовсе».
«Нет, всё. Дальше никак! Утро вечера мудренее.
Посконный – домотканый холст.
