Но она покрывает не все.
– И что это значит?
– Это значит, что нам все равно придется платить пятьсот фунтов за семестр. И еще за форму. И регистрационный взнос пятьсот фунтов.
Молчание было таким долгим, что Танзи решила, что компьютер завис.
– Они сказали, что после первого года можно будет подать заявку на пособие. Какую-то дотацию, дополнительные деньги, которые выдают по заслугам. Но сейчас надо найти почти две штуки, чтобы она проучилась в течение года.
И тогда папа засмеялся. Честное слово, засмеялся.
– Ты, наверное, шутишь?
– Я не шучу.
– Где я, по-твоему, возьму две штуки, Джесс?
– Я просто подумала, что…
– У меня даже нет еще приличной работы. Здесь настоящее болото. Я… еще не встал толком на ноги. Прости, детка, но это невозможно.
– А твоя мама не может помочь? У нее должны быть сбережения. Можно я с ней поговорю?
– Нет. Она… вышла. И я не хочу, чтобы ты клянчила у нее деньги. У нее и так хватает забот.
– Я не клянчу деньги, Марти. Я подумала, может, она захочет помочь своим единственным внукам.
– Они больше не единственные ее внуки. У Елены родился мальчик.
Танзи затаила дыхание.
– Я даже не знала, что она беременна.
– Ну, я собирался тебе сказать.
У Танзи есть маленький двоюродный брат. А она даже не знала. Норман плюхнулся у ее ног. Он посмотрел на нее большими карими глазами и медленно, со стоном перевернулся, как будто лежать на земле было неимоверно тяжелым делом. Он не сводил с нее глаз, ожидая, что Танзи почешет ему живот, но она слишком старательно прислушивалась.
– Ну… может, продадим «роллс»?
– Я не могу продать «роллс». Я собираюсь снова начать свадебный бизнес.
– Он ржавеет в нашем гараже уже почти два года.
– Знаю. Я приеду и заберу его. Просто мне некуда было его поставить.
Голоса родителей стали резкими. Их разговоры часто заканчивались подобным образом. Поначалу мама старалась быть милой, но потом что-то случалось, и оба начинали говорить рублеными фразами и огрызаться друг на друга. Танзи услышала, как мама глубоко вдохнула:
– Может, ты хотя бы подумаешь? Она очень хочет попасть в эту школу. Всем сердцем. Когда учитель математики заговорил с ней, она просияла. Я не видела ее такой с тех пор…
– С тех пор, как я уехал.
– Я этого не говорила.
– Выходит, это я во всем виноват.
– Нет, это не ты во всем виноват. Но я не стану притворяться, что твой отъезд им безразличен. Танзи не понимает, почему ты не навещаешь ее. Она не понимает, почему больше не видит тебя.
– Дорога мне не по карману, Джесс. И ты это знаешь. Сколько можно меня упрекать? Я болен.
– Я знаю, что ты болен.
– Она может в любое время приехать и повидать меня. Я же тебе говорил. Пусть дети приедут на коротких каникулах.
– Это невозможно.
