пор вспоминаю вид и вкус этих оладьев.
В сущности, оладьи – моё любимое блюдо с раннего детства.
И кукуруза.
Но сиськи Лоретты были больше любых оладьев. Они напоминали какие-то чудные круглые грелки, наполненные горячей влагой.
Её волосатая вагина глядела на меня, как ощерившаяся морская ежиха.
Удивительная Лоретта!
13
Она меня спросила:
– Ты веришь в любовь, мой мальчик?
Я сказал, что верю.
– А ты веришь, что каждый день – Судный?
Я сказал, что верю.
То, что произошло в следующие минуты, было неописуемо прекрасно.
Лоретта оказалась несказанно умелой и пылкой партнёршей.
И она с первой секунды заразила меня своим энтузиазмом.
Я превзошёл самого себя с Лореттой!
Разве это не чудно?
Конечно, чудно!
И сейчас я с восторгом её вспоминаю: соительницу, марьяжницу, беззаконницу, полюбовницу, хорошиху и любодейку.
Уверяю тебя, читатель: она достойна моих мемуаров не меньше, чем Уильям Берроуз.
Она не писала рискованных книг, не сочиняла авантюрных рассказов, но творила невероятные события в жизни.
Разве это не странно и не прекрасно?
Да, прекрасно, – как те многоцветные байки, что рассказывали Чосер и Боккаччо.
Или как русские заветные сказки!
Хотя они ужасно брутальны.
Я, кстати, так тогда и подумал: «Ну вот – я в русской заветной сказке».
Хотя всё происходило в Северной Америке, в Канзасе.
В вагине Лоретты!
И она была великолепна.
14
Под конец Лоретта меня спросила:
– Ты знаешь, кем мы стали?
– Кем? – спросил я.
– Сестрой и братом.
Я подумал и согласился.
15
I love you, Loretta!
I love you очень сильно.
Я и сейчас вижу, как ты машешь мне «good-bye» своей смуглой ручкой.
И я помню, как ты прошептала мне на ухо:
– Никогда не грусти, мальчик. Грусть отдаляет нас от Бога.
Но я не хочу углубляться в детали нашего с ней любовного акта.
Пусть все подробности секса останутся энигмой.
Довольно об этом эпизоде.
Хватит.
Как сказал знаменитый русский писатель: «За мной, читатель!»
Часть третья. Беременная девочка и Томас
1
Я вышел из дома Лоретты в состоянии дезориентации и счастливого угара.
Я шёл не различая дороги.
Пережитое на кухонном столе ввергло меня в исключительную, ни с чем не сравнимую эйфорию.
Возможно, такое бывает от мощной дозы героина – наркотика, которым увлекался Берроуз?
