нас.
– У них ничего не получится. Они не организованы.
– То же самое все твердили и в прошлом году, а закончилось это дырой в Крипте, смертью мэра и психопатами, заполонившими город. Вам известно, сколько заключенных сбежало в тот день? Три сотни!
– После этого мы усилили службу безопасности, – стоит на своем мистер Рот.
– Эта служба не помешала зараженным прошлой ночью превратить Портленд в одну огромную почту. Могло произойти невесть что! – Отец вздыхает и трет глаза. Потом поворачивается ко мне. – Я не хочу, чтобы мою единственную дочь разнесло в клочья.
– Я не поеду в центр, па, – обещаю я. – На полуостров заезжать не буду, о’кей?
Отец кивает и поворачивается обратно к телевизору.
За дверью я останавливаюсь и съедаю хлеб, рукой придерживая пакет с кофе. Я слишком поздно понимаю, что мне хочется пить. Но возвращаться я не стану.
Я присаживаюсь, запихиваю кофе в мой старый рюкзачок – от него до сих пор еле заметно пахнет клубничной жвачкой, которую я часто жевала, – и снова натягиваю бейсболку поверх собранных в хвост волос. Еще я надеваю солнечные очки. Фотографов я не очень боюсь, но не хотелось бы натолкнуться на кого-нибудь знакомого.
Я вывожу велосипед из гаража и выруливаю на улицу. Считается, что разучиться ездить на велосипеде невозможно, но, усевшись в седло, я несколько мгновений шатаюсь из стороны в сторону, словно малявка, которая только-только начала ездить. Пробалансировав несколько секунд, я все-таки восстанавливаю равновесие. Я разворачиваю велосипед вниз по спуску и качу в сторону Брайтон-Корт, к проходной и границе «Древозащиты».
В шорохе колес по асфальту есть нечто успокаивающее – как и в ощущении ветра в лицо, влажного и бодрящего. Прежние чувства, которые я испытывала при катании на велосипеде, не возвращаются, но я ощущаю довольство, наподобие того, что чувствуешь, опускаясь на чистые простыни после долгого дня.
День отличный, ясный и на удивление прохладный. В такой день просто не верится, что полстраны изувечено выступлениями мятежников, что зараженные прокатились через Портленд, словно поток нечистот, рассеивая вокруг послания страсти и насилия. Не верится, что в мире что-то неладно. Анютины глазки кивают мне с клумбы, когда я проезжаю мимо, набирая скорость, позволяя склону нести меня вниз. Я проношусь мимо чугунных ворот, мимо проходной, не останавливаясь, лишь на миг вскидываю руку в приветствии – хотя вряд ли Сол узнал меня.
За воротами «Древозащиты» окружающее выглядит совершенно иначе. Участки земли, принадлежащие правительству, сменяются убогими территориями, и я проезжаю мимо трех жилых прицепов, припаркованных один за другим. Вокруг них – мангалы и кострища, клубы дыма и зола. Люди, живущие здесь, пользуются электричеством очень экономно.
Брайтон-авеню выносит меня на полуостров и, строго говоря, за границу, в центральную часть города. Но здание мэрии и скопление других муниципальных зданий и лабораторий, у которых собираются протестующие, в нескольких милях отсюда. Здесь, в таком
