что не может положить всю свою жизнь на то, чтобы возиться с инвалидом, и пусть Ян его забирает. Но только неофициально, так как если делать все через суд, то пропадут деньги, которые в Германии платят по уходу за инвалидами. Деньги эти получает тот, кто живет с ребенком. Ян отказался от такого варианта, и дальнейшее общение они продолжили в суде. В конце концов суд оставил сына ему.
С тех пор маму никто не видел. Ян двенадцать лет воспитывал мальчика в одиночку, прежде чем встретил другую женщину и женился на ней. С сыном все было очень непросто. Необходимы были специальная школа, помощники, обеспечивающие социализацию мальчика, бесконечные терапии. Успехи были крошечными, но они были. Ребенок, которому врачи отпустили около пятнадцати лет жизни, дожил до тридцати. Его умственное развитие остановилось на уровне двенадцатилетнего человека, но он окончил вспомогательную школу, научился читать и писать и сейчас работает в специальных мастерских для инвалидов. Пять раз в неделю по четыре часа.
Отец с самого начала пытался приучить его к максимальной самостоятельности, аргументируя это тем, что рано или поздно его не станет и молодой человек должен уметь сам позаботиться о себе. В результате парень умеет готовить простейшие блюда, обращаться с компьютером, зарабатывает свои собственные деньги.
Ян с новой женой построили дом, где у сына есть квартира с отдельным входом. Таким образом он, с одной стороны, под присмотром, а с другой – имеет свое личное пространство.
«В четверг и в пятницу мастерские на этой неделе закрыты, а моей жены не будет дома, поэтому я должен подстраховать ребенка», – закончил Ян свой рассказ.
Совершенно обыденная по местным меркам, типовая история. Но меня она потрясла. Это к вопросу о гендерных ролях. Они в нашем, традиционном понимании в Германии совершенно перемешаны.
5. О женском равноправии и женственности как таковой
Женщины столько лет боролись за собственное равноправие, за то, чтобы избавиться от клише Kinder, Küche, Kirche («Дети, кухня, церковь»), согласно которому только этим и положено заниматься приличной фрау, что, видимо, слегка перегнули палку. В результате здесь во многих областях мужчины и женщины совершенно равны. Даже более чем.
Не так давно меня отчитала немецкая коллега за то, что я – не феминистка. Я не очень знаю, что это за разновидность дам такая, и совершенно не претендую, так сказать. Но такой откровенный намек на мою якобы неполноценность слегка ошарашил. Хотя, на мой взгляд, речь шла об элементарной подмене понятий, и никакого отношения к феминизму спор не имел.
Возвращалась я вчера поздним вечером домой поездом. Народу набилось – битком. Город Дюссельдорф, в котором я живу все эти годы, является одним из центров выставочной индустрии. Каждые две-три недели обязательно проходит какая-то крупная выставка. И на это время город превращается в муравейник.
На вокзале в вагон вваливаются толпы мужчин разной степени трезвости в костюмах и при галстуках, с ноутбуками
