лет в 1911 году, сказал восхищённо: «Самый прелестный уголок около Петербурга».
Тут мальчик и соприкоснулся с традиционной русской провинциальной жизнью. Гатчина для него была объята «тишиной, нарушавшейся время от времени криками розничного торговца следом за цоканьем копыт, шумом повозки, лаем собаки. Торговцы драли глотку каждый на особенный манер, зычно рекламируя свои товары: слышались летом выкрики мороженщика, молочника, продавцов сметаны, маленьких выборгских кренделей, английских хлебцев, русских бубликов… Продавцы мяса, продавцы рыбы несли свой живой товар в двух вёдрах, полных воды, подвешенных к коромыслу на плечах. Крики лудильщиков и точильщиков ножей».
Утром к ближайшему собору плелись нищие. Днём татарин-старьёвщик в засаленном халате монотонно кричал: «Тряпка, тряпка! Беру старый тряпка!» Торговцы несли на головах корзинки с разной снедью. Плотники шли с пилами, стекольщик – со стёклами в ящике, легко стоящем на его плече, зимой – лесорубы с колунами, появлялись и безмолвно улыбающиеся разносчики-китайцы, каким-то образом добравшиеся пешком от Великой стены. А как было не вспомнить русскую экзотику – бродячий цирк с цыганом и его ручным медведем да ещё и трёхмесячным добродушным медвежонком. Попугай-предсказатель, обезьянки в маленьких юбочках, народный петрушечный театр. Эти отголоски народной стихии появятся в его иллюстрациях.
Романтическая местность Гатчины подходила для игры воображения восприимчивого мальчика. В пустом императорском дворце он воображал сказочные балы. Флотилия экзотических кораблей, выставленных в павильонах, двигалась на ночные карнавалы. Рыцари Мальтийского ордена являлись засвидетельствовать почтение безумному императору Павлу I, их Великому магистру. Его призрак их всё ещё ждал в маленьком Приоратском замке, построенном на берегу озера, он уверен, ради подобных таинственных церемоний. Его вообще окружали тайны.
Одна была особенной, потрясшей и оставившей заметный след в его творчестве и в его мироощущении. Это явление чёрного кота в его комнате поздно вечером почти при полной темноте. Кота, которого у них не было. Он «запрыгнул на мою кровать и, перелетев через меня, исчез между кроватью и стеной». Александр знал: этот простенок так узок, кот никак не мог в нём исчезнуть. Он закричал от ужаса. После этого, признался художник, видение дьявола подстерегает его всякий раз, когда он остаётся один в темноте. Пусть позднее стало известно: в комнату ворвался кот их хозяйки мадам Макмиш, но это уже не имело никакого значения. Темнота продолжала его всегда пугать дьявольской мистикой. Удивительно, как в этом ещё ребёнке уже сильны переживания контрастов темноты и света, которые станут основообразующими в его графической стилистике. Её нервом. «Зимой свет был ярче, чем летом. Снег его отражал, и я рассматривал на потолке перевёрнутые движения веерообразных теней прохожих и саней». Спустя годы он так же будет разглядывать тени от деревьев на стеклянном
