консерватизмом, как ее предшественники были бесследно смяты в 1917 году.
Та, которая больше всего оперирует термином «русскости» и которая представляет собой слой, наиболее удаленный от интересов русского народа. Ее социальный состав: дворянство и служилый слой. Ее философские корни: никаких. Ее историческое происхождение: заимствованное непосредственно из Польши крепостное право, период которого группа считает периодом величайшего «расцвета России». Отсюда – Петр Первый, символизирующий начала шляхетства и рабства, и Екатерина Вторая, тоже только символизирующая апогей и того и другого, названы «Великими». Александр Второй такого отличия не получил.
Это – наибольшая количественно группа и самая слабая культурно. Она «признает» монархию и выполняет монархические обряды. Но если можно будет обойтись без монархии – например, на путях военной диктатуры, – она постарается обойтись.
Однако именно из служилого элемента этой группы откололся «штабс-капитанский элемент», который и является реальным автором этой работы. Ибо: определяет не личность, а среда, и не автор, а история. Если для данных положений не найдется «среды», или если они не будут соответствовать истории, – они останутся плодом литературных ухищрений отдельного графомана. Если найдется среда, то эти же положения могут стать исходным пунктом к нашему возвращению к себе, домой, на родину – после двухсот пятидесяти лет и философских и физических скитаний по философическим и физическим задворкам Европы. Все зависит от того, найдется ли у нас – и в эмиграции и в России – слой, который смог бы покончить с вековой «оторванностью интеллигенции от народа» и стать правящей и культурной элитой, выражающей национальную индивидуальность России, а не случайные находки в подстрочных примечаниях к европейской философии и не собственные сословные или классовые вожделения.
Оторванность от народа
Эту фразу, в том или ином ее варианте, повторяет весь русский образованный слой, начиная с Карамзина: «Мы стали гражданами мира, но перестали быть гражданами России». Эта «оторванность от народа» или «потеря русского гражданства» оценивается нами, как некая абстракция, очень далекая от нужд и забот сегодняшнего дня. Нечто вроде четвертого измерения геометрии Лобачевского или квадратного корня из минус единицы. Однако факт русской революции вызвал такую сумму нужды и забот, горя и крови, что об этой «абстракции» стоило бы подумать совершенно всерьез.
«Оторванность от народа», «пропасть между народом и интеллигенцией», «потеря русского гражданства» и прочее заключается вот в чем: интересы русского народа – такие, какими онсамих понимает, заменены: с одной стороны, интересами народа – такими, какими их понимают творцы и последователи утопических учений, и, с другой стороны, интересами «России», понимаемыми, преимущественно, как интересы
