кровь потекла со лба. Следующий удар плетью пришелся по груди, разорвав при этом рубаху. Четверо турок заломили ему за спину руки и затолкали в трюм.
В трюме было тесно и душно. Стоял зловонный запах нечистот, немытых тел и пота. Двести с лишним пленников томились тут как сельди в бочке, кто в кандалах, кто прикованный цепью за ногу к шпангоуту. Тихий гомон голосов на время прекратился, рабы оглядели своего нового товарища. Один из турок, приведших Петрушу, надел на его ноги железные оковы и запер их. Турки удалились.
Гомон в трюме возобновился. К Петруше обращались с вопросами на разных языках, услышал он и русскую речь.
– Ты кто? – спросил его человек, обритый наголо, но с небольшим клоком волос на темени. – И как попал сюда?
– Я Петр Авдеев, помощник капитана фрегата «Крепость». По навету в тюрьме оказался. А ты кто?
– Донской казак я. Степан Стольчин. Четвертый год уже на каторге. В полон попал при взятии Азова. Упредив штурм, наш атаман решил устроить ночную вылазку, да неудачно вышло… Силы были неравные.
– А что у тебя с ухом? – Петруша заметил, что у Степана отсечено левое ухо. – В бою?
– Нет, бежать с каторги пытался. За побег басурмане одно ухо отрезают. За вторую попытку – другое, а за третью нос. А потом и целиком голову.
В трюм спустился цирюльник и обрил налысо голову Петруше.
– Это у них такие знаки отличия, – пояснил Степан. – Преступников бреют наголо, пленным чуб оставляют, а вольникам разрешают усы носить.
– Неужто кто-то по доброй воле сюда попадает?
– Всяко бывает. Нищие, да сирые, кому деваться некуда. Или от закона кто прячется.
– Тут, смотрю, с усами-то и нет никого.
– Есть немного. Их в другом трюме содержат.
Наверху в это время началась суета. С палубы стали доноситься звуки свистков, топот ног, скрип снастей.
– Видать, в море басурманы засобирались, – проворчал Степан. – Сейчас на работу погонят.
И впрямь, щелкая плетьми, в трюм спустились турки-аргузины и ударами по спинам принялись поднимать рабов. Они снимали оковы, которыми пленники были прикованы к шпангоутам, но сковывали им ноги, чтоб невозможно было сделать широкий шаг. Упираясь в спины шамширами, аргузины направляли рабов на выход из трюма, а подручные подгоняли их ударами плеток. На палубе комит, держа в правой руке обнаженную саблю, а в левой плеть, указывал место на банке, куда сажать того или иного гребца.
На каждую банку комит рассаживал по два гребца, его помощник тут же приковывал их цепью к веслу и банке. Петрушино место оказалось возле борта. Рядом с ним, у прохода, сидел рослый, исхудавший, но очень мускулистый человек. Судя по тому, что на лице его были усы, Петруша догадался, что это вольнонаемный. Ноги его, как у всех гребцов, были скованы, однако в отличие от других к веслу и банке он прикован не был.
– What the hell brought me to this galley3, – проворчал усатый сосед.
– Ты англичанин? – спросил его
Кой черт понес меня на эту галеру (англ.). Цитата из пьесы Жана Батиста Мольера «Плутни Скапена» (
