rel="nofollow" href="#n8" type="note">[8]. Собственно массы в судьбе социологии заметных следов своего влияния не оставили. Впрочем, и сама социология не была центральной политической проблемой послесталинского времени. Однако поскольку в советском обществе едва ли не любой вид социологической деятельности переплетался с другими направлениями политического развития, то социологи, часто вопреки собственному желанию, оказывались вовлеченными в политическую борьбу и интриги.
Процесс возрождения социологии в конце 1950-х – начале 1960-х годов в полной мере отражает развитие разномыслия в советском обществе того времени. В сущности, это было движение за лучшее знание и более глубокое понимание общества, в котором тогда жили советские люди. Возродившуюся в конце 1950-х годов советскую социологию было трудно представить без исследований общественного мнения. Хотя идеи таких исследований носились в социальной атмосфере тех лет, их нелегко было разглядеть за призывами официальной пропаганды глубже изучать «возросшие потребности практики», разрабатывать «научно-обоснованную политику», «повышать эффективность управления социальными процессами». Сквозь дымовую завесу этой прогрессивной лексики угадывалось стремление показать народу, что послесталинское партийное руководство прокладывает путь к новому этапу развития страны. Эта фразеология позволила молодому поколению научных сотрудников, занятых в социальных науках и потому относившихся к идеологическому ведомству, воспользоваться благоприятной ситуацией и осуществить дерзкий прорыв в сферу, во многом неизведанную, малоисследованную, «въезд» в которую был по «спецпропускам».
После XX съезда партии стало трудно использовать репрессивный механизм. Поэтому началось, хотя и медленное, но неуклонное «восхождение на Голгофу» двумя социологическими отрядами. Один из них, апологетический отряд, всегда игнорировал глубинные пласты реальных процессов и явлений, сохранял на себе власть идеологических догм и схем, освоенных в молодости. Это были по преимуществу представители старшего поколения («отцы»), идеологическое начальство всех мастей и оттенков. Будучи пожизненными сторонниками режима, они осознавали, что режиму полезно придать цивилизованный вид, а жизни страны – несколько рациональный характер или, во всяком случае, видимость его[9].
Совсем иным был социально-критический отряд, состоявший по преимуществу из представителей первого советского послевоенного поколения («дети»), оно же, по толкованию Ю. Левады, – «первое несоветское по своим ориентациям поколение», которое стремилось к раскрытию реальных картин общественной жизни, доказывая, что новая наука является своеобразным зеркалом нашего общества. Вследствие этого им приходилось слышать примерно следующее: «Я хорошо, комфортно себя чувствую, но являетесь вы со своим зеркалом, и я узнаю, что я не так обаятелен, глаза слезятся, желтые клыки изо рта выпирают, кривой нос. На кой черт мне ваше социологическое зеркало?»[10]. Их постепенно складывавшееся
Российская социологическая традиция шестидесятых годов и современность: Материалы симп. 23 марта 1994 г. / Под ред. В. А. Ядова, Р. Гратхоффа. М.: Изд-во Ин-та социологии РАН, 1994. С. 30
Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах / Отв. ред. и авт. предисл. Г. С. Батыгин; Ред. – сост. С. Ф. Ярмолюк. СПб.: Изд-во Рус. христиан. гуманитар. ин-та, 1999. С. 70, 79.
