отмести к черту утренние резолюции и побыть слабой, больной – им ведь все можно, им все прощается. Только простит ли она сама себя после этого? Сейчас вся жизнь напоказ, и главное, чтобы мир и окружающие тебя приняли. Но сложнее всего с собой – это только говорят, что с собой можно договориться. Нельзя. Не простив себя, не приняв, не сделав так, как велит твое нутро, никакие окружающие и их одобрение тебе будут не важны. И Эмма не была готова снова пойти на сделку с совестью, ведь потом будет еще хуже.
Она спрятала таблетки в стол – с глаз долой, – накинула на плечи теплый свитер и спустилась. Ее немного знобило – то ли после сна, то ли от неимоверной усталости. Мама что-то готовила на кухне, отца, как и Джо, нигде не было видно.
– Милая, ты проснулась?
Противный внутренний голос добавил окончание «а я так надеялась, что ты не проснешься», но Эмс быстро стряхнула с себя эти мысли – это всего лишь последствия срыва. Мама никогда так не подумает, никогда.
– Прости, что ты все это видела… – Эмма села за стол, машинально разворачивая обертку еще теплого маффина. – Я не знаю, что на меня нашло. Просто так много всего произошло, и мне так жаль, что я вас всех побеспокоила.
– Эмма, ты ни в чем не виновата, – мама смотрела на нее с такой любовью, но она чувствовала, что та подбирает слова, чтобы снова не спровоцировать приступ. – Только прошу, если тебе станет плохо – скажи мне. Если тебе грустно или одиноко – поговори со мной. Знаешь, вы с Джордан…
– Мама, – Эмма отряхнула крошки с губ, – Джо ни в чем не виновата. Ей тоже сейчас несладко.
– С чего это?
– Вспомни себя в нашем возрасте, – Эмма так старалась говорить спокойно, не казаться нервной, чтобы не волновать маму еще больше. – Это всегда проблемы, вопросы, эмоции. И она правда не виновата, это я… Я виновата во всех бедах, всегда была катастрофой, за которой нужно смотреть, решать проблемы…
– Даже не думай так, дочка! – Мама хотела обнять ее, но Эмма так явно отшатнулась, что та опешила и остановилась.
– Это не… Я просто…
– Все хорошо, – мама натянуто улыбнулась, но в глазах у нее заблестели слезы. Эмма не хотела ее обижать и уж тем более отталкивать, но она испугалась того, что расслабится, расплачется и снова все испортит. Так сложно быть сильной, когда тебя жалеют. Особенно мама.
– Прости. Можно я поем у себя в комнате?
– Конечно, милая. Возьмешь пару маффинов с собой, да?
Эмма составила тарелки на поднос, захватила мамину выпечку, постаралась улыбнуться как можно убедительней и пошла наверх. Она снова все испортила. Хотела как лучше, но даже короткий разговор с мамой не смогла пережить без того, чтобы не возненавидеть себя.
Как бы она хотела вернуться назад! Отмотать последние полгода, чтобы не натворить всего это, не влюбиться в Дома, не испортить жизнь Джо. Эмма поглощала ужин – маффин за маффином, чтобы успокоиться
