style="font-size:15px;"> Октябрь задушил последние теплые вечера, размазал по мокрым улицам разноцветные листья, наполнил дома первыми заготовками дров. Тишина.
Этот город был больше предыдущего. Роберт по привычке ходил возле рассыпавшихся домов в надежде найти еду, воду и теплую одежду. В чемодан много не помещалось, да и запасов не хватило бы дольше чем на трое суток. Черствые корки хлеба, немного овощей, сыр.
Он зашел в небольшой и узкий подъезд. Пахло сыростью и гуталином. Насыщенный запах темноты, скорби и переизбытка эмоций. Роберт ничего из этого не ощущал. Он давно ко всему привык. Этим людям больше не нужны ни вещи, ни еда. А он – жив. За несколько лет разрушений он вырос, вытянулся, очерствел. Заглядывая в безликие и пустые глаза мертвецов, он осознавал, что внутри ничего не шевелится, не вздрагивает. Роберт считал, что жалость – это плохое чувство. Жалость вынуждает совершать не те поступки, привязываться к нежеланным людям, цепляться за то, чего нет. Но он умел сопереживать.
В крохотной квартире он нашел засохшие маковые булочки, немного чая и горсть орехов. Остальное уже разобрали. Насыпав орехи в небольшой карман, Роберт поспешил прочь. Пусть другим достанется то, что он не нашел. Покой.
Среди бесчисленных трехэтажных домов виднелся разваленный особняк. Его витражные стекла отражали свет, исходящий от серого неба. Полупрозрачные тени мягко окутывали осколки, пряча под широкими кронами деревьев кусочки жизней. Он хотел пройти мимо, но взгляд зацепился за серый силуэт под крыльцом. На вид совсем еще юный мальчишка кутался в бесполезный свитер. Холодало.
– Эй, чего ты здесь сидишь? Пошли… Эй…
Роберт потряс крохотную фигурку за плечо. Та подняла голову. Бледное, словно кости, лицо было испачкано в пепле и крови. Слишком женственные черты. Бездонные кофейные глаза, наполненные горечью. Роб вздрогнул, будто почувствовал этот резкий и неприятный привкус.
Онемевшие пальцы, слабые и безвольные, с трудом удерживали чашку. Старые воспоминания вскрыли затянувшиеся раны, впуская в душу прежний холод. Он был страшнее, чем вьюга за окном. От него не спасет затухающая печь. От него не сбежать.
– Все нормально, не бери вчерашнее в голову – нахлынуло. – Он сжал руки, усмехнулся и заглянул Ани в глаза.
Неприятное чувство полоснуло ее, крохотными семенами посеяв тревогу. Он вновь сделал шаг назад, закрывая свои эмоции, закрывая себя, не впуская в изможденную от переживаний душу. Отстранялся, словно это могло спасти от пропасти, но ведь она за спиной, она там, где не видно, там, где не ожидаешь.
– Что же тогда тебя тревожит? – Она решилась на этот вопрос и тут же осеклась.
В горле пересохло, от сладкой травяной воды воротило. Аннетт, скрываясь за широкой кружкой, делала вид, что пьет. Горячие прикосновения смачивали обветренные губы, но при этом обжигали так же, как взгляд Роберта, от которого она пряталась.
– Ты, – Роберт неожиданно
