в какой стороне ее дом.
Элис сосредоточилась и попробовала сориентироваться. Отель, «Истерн маунтин спортс», «Диксон бразерс. Хозяйственные товары», Маунт-Оберн-стрит. Она хорошо знала эти места: Гарвард-сквер был ее любимым местом больше двадцати пяти лет, но сейчас почему-то не могла понять, в какой стороне относительно всех этих ориентиров находится ее дом. Черно-белый знак «Т» в круге прямо перед ней указывал на въезд в подземную красную линию для поездов и автобусов, но на площади было три таких знака, и она представления не имела, какой из них ей нужен.
Сердце заколотилось, Элис взмокла. Она сказала себе, что учащенный пульс и испарина – естественные и ожидаемые следствия пробежки. Но когда просто стоишь на тротуаре, это скорее похоже на панику.
Элис заставила себя пройти квартал, потом еще один, ей казалось, что ноги стали резиновыми и могут отказаться служить ей в любую минуту этого бесцельного блуждания. «Куп», «Кардуллос», магазины на углу, через дорогу – Центр гостей Кембриджа, а за ним Гарвард-Ярд. Элис сказала себе, что она в состоянии прочитать вывески и разобраться. Не помогло. Контекст отсутствовал.
Люди, машины, автобусы и самые разные непереносимые звуки обрушивались на нее, обтекали и уносились дальше. Элис закрыла глаза. Она слышала, как сердце гонит кровь по телу и пульс стучит в ушах.
– Пожалуйста, пусть это закончится, – прошептала она и открыла глаза.
Все вокруг со скоростью удара хлыста встало точно на свое место. «Куп», «Кардуллос», «Найнис корнер», Гарвард-Ярд. Элис не задумываясь поняла, что ей надо дойти до угла, повернуть налево и идти на запад по Массачусетс-авеню. Дышать стало легче: она знала дорогу домой. Но еще мгновение назад невероятным образом потерялась в миле от дома. Элис пошла как можно быстрее, только чтобы не бежать.
Она свернула на свою улицу – тихую трехполосную дорогу в жилом районе всего в трех кварталах от Массачусетс-авеню. В двух шагах от дома Элис почувствовала себя гораздо увереннее, но все же стопроцентного чувства защищенности не было. Не спуская глаз с двери своего дома, она шла вперед и обещала себе, что, как только войдет в прихожую и увидит Джона, все страхи и тревоги, которые заполнили ее и грозили вырваться наружу, исчезнут. Если только Джон дома.
– Джон?
Он появился на пороге кухни: небритый, очки на всклокоченной шевелюре, как и полагается «чокнутому профессору», в его «счастливой» серой футболке, с фруктовым мороженым в руке. Всю ночь провел на ногах. Как Элис и надеялась, все ее страхи пошли на убыль. Но с ними уходили уверенность в своих силах и оптимизм, и, ослабевшей и беззащитной, ей захотелось упасть в объятия мужа.
– Привет, а я-то думаю, куда ты подевалась. Как раз собирался оставить тебе записку на холодильнике. Как все прошло?
– Что именно?
– Стэнфорд.
– Ах это… Хорошо.
– А как Лидия?
Ощущение, что тебя предали, обида на
