была крупной девушкой с правильными чертами лица, нежными глазами и светло-каштановыми волосами. В прежние времена в Спарте тело ее, согласно законам Ликурга, было подтянуто и укреплено всеми возможными гимнастическими упражнениями. Однако вялость, присущая натуре этой поэтессы, не замедлила одержать верх над физической дисциплиной. Плоть ее стала пышной, что совсем ей не шло, груди налились, ее мощный белый зад удобно покоился среди беспорядка диванных подушек.
– Твой философ всего лишь теоретик, как все прочие, – однажды сказала она Виетриксу. – Воспитание по законам природы, обнаженные юноши и мужчины – все это неизбежно приводило к самым плачевным результатам. Золотой век закончился. Сегодня тайна, то есть желание, вызывает любовь. Юношей привлекали не девушки, а другие юноши. А я, к примеру, не люблю никого на свете, кроме моей смуглой рабыни Изы, превратившейся в мою повелительницу.
И она принялась ласкать египтянку, чье поджарое смуглое тело, гибкое и мускулистое, составляло контраст с ее собственным и чьи черные глаза дико и неотрывно смотрели на чужака. Сопфа ласкала ее, как ласкают молодого хищника – словно опасаясь укуса.
– Вижу, вы не скучаете, – заметил Виетрикс. – Ах, холостяцкая жизнь здесь так сложна!
Во время своих первых визитов он попытался было поухаживать за дамами, однако несколько сцен вроде этой отрезвили его. Впрочем, поэтесса Сопфа обладала сострадательной душой и на время путешествия одарила гостя своей служанкой – довольно смазливой девчонкой из горского племени Северной Греции. Виетрикс поспешил воспользоваться этим и переусердствовал – юная Ифигения тотчас безумно влюбилась в своего господина.
Дни, проведенные в плавании, были полны удовольствий. Под восхитительно голубым небом на горизонте проплывали обрывистые манящие острова; всего однажды земля пропала из виду. По вечерам, собравшись на корме и развалившись на принесенных по указанию Сопфы подушках, они болтали или читали стихи.
Скудный репертуар Виетрикса представлял собой набор религиозных и героических виршей. Он со странным любопытством слушал страстные, обжигающие стихи куртизанки-поэтессы. Сопфа воспевала любовь Изы, ее прелести и трепет их сплетенных тел.
На третий день на борту корабля сделали необыкновенное открытие. Помощник повара, красивый седобородый старик, присоединившийся к экипажу на Крите, оказался старым евреем, которого злосчастная судьба принудила к столь жалкому способу возвращения на родину. Сопфа была в восторге от знакомства с ним. Она вытащила беднягу из его жалкого камбуза. Впрочем, от этого никто не пострадал, поскольку чрезмерно пряная стряпня старика оказалась довольно тошнотворной. Облачив его в широкий дорожный плащ, поэтесса позволила ему занять место на юте, предназначенном для пассажиров.
Появление четвертого члена в компании обрадовало Виетрикса. Пресытившись своей влюбленной служанкой, под изнуряющей негой летнего неба он испытывал все более острое
