неброских цветов, чтобы «не привлекать внимания» и «не ловить на себе сочувственные взгляды», как говорила Алёна.
Маленькая, худенькая, с острыми коленками и лопатками, торчащими ушками, неровными зубами, лет с шести Нина всегда старалась съёжиться и стать незаметной, чтобы не раздражать мамочку, которую девочка одновременно и любила, и боялась, – неизвестно, что больше. «Не лезь», «не тронь», «отстань», «не мешай» – этими окриками, как правило, сопровождались любые Нинины попытки стать ближе к матери. И девочка, осознав к первому классу, что мама её стыдится, перестала требовать внимания, но, как ни странно, не замкнулась и не превратилась в угрюмого, нелюдимого ребёнка. Она словно нарастила невидимую броню, защитившись от жестокости окружающего мира. Нина придумала, что прячется в стеклянный кокон, в котором можно затаиться, заслышав насмешки или колкости. «Я в стеклянном домике, он очень-очень крепкий и непрозрачный изнутри, – фантазировала девочка, – я всех вижу, а меня никто не видит, всё плохое разбивается о мой домик и отлетает назад, в тех, кто меня обижает». Такую своеобразную мантру Нина повторяла в минуты отчаяния.
Она скоро поняла, что именно дети могут обидеть больнее, чем взрослые, они бьют так, что душевные раны долго не затягиваются. Нина не озлобилась, она просто перестала пускать в душу тех, кто пытался её обидеть. Чего ей это стоило, не знал никто, кроме любимой бабули. Только с бабушкой Нина делилась переживаниями, обидами, у неё на коленях прятала залитое слезами лицо и рыдала взахлёб после очередного унижения. И лишь с бабой Катей Нина становилась самой собой: ласковой девочкой, доброй и открытой, всегда готовой помочь и поделиться всем, что у неё есть.
Во втором классе у Нины появилась подруга Аня. Девочка осталась на второй год из-за болезни. Первого сентября её привела в Нинин класс чужая учительница, поставила у доски и отвлеклась разговором с классной руководительницей. Новенькая стояла посреди класса, худенькая, стриженная под мальчишку, с нелепо огромным для её тщедушного тельца портфелем, а новоиспечённые второклашки уже нашли для себя жертву и, показывая на неё пальцем, хихикали исподтишка. На глазах новенькой появились слёзы, и Нина, сама от себя не ожидая такой решимости, встала с места и потянула девочку за руку. В это время учительница, которая и привела новенькую, спохватилась, услышав звонок на урок, скомкано представила девочку:
– Это Аня Симакина, она осталась на второй год, потому что долго болела. Теперь она будет учиться с вами, – и убежала.
– Второгодница!
– Больная!
– Вшивая, – детские выкрики заглушали голос учительницы, пытавшейся перекричать своих подопечных.
Новенькая девочка съёжилась на своём стуле, пытаясь сделаться незаметной, пряча глаза с готовыми пролиться слезами.
– Тихо! Ребята, замолчите! – учительнице удалось, наконец, восстановить тишину. – Ане сделали операцию, удалили опухоль. Ей нужно помочь, а вы ведёте себя как дикари, попавшие
