у меня как-то всё поплыло перед глазами, голова закружилась, легко стало, почти невесомо. Я будто летал. А потом у меня в руках эта бумага очутилась, и будто кто легонько подтолкнул к выходу. Ну… я и вышел.
– Вот эта, что ли? – Боб взял у парня рулончик, который тот инстинктивно сжимал в левой руке, и развернул его.
На изумрудном фоне яркими блёстками высвечивались какие-то огоньки и силуэты. Внимательно приглядевшись, можно было сквозь туман и зыбь за мерцающим занавесом увидеть какое-то движение, шевеление внутри картины. Огоньки притягивали внимание, звали заглянуть внутрь, где угадывались то ли разноцветные строения, то ли странные невиданные цветы. Появлялось ощущение полёта – парения над ещё неизведанной, но удивительно прекрасной местностью. Абрахамс решительно свернул проспект и сердито бросил его на стол.
– Забери свою агитацию!
– Послушайте, сэр…
– Нет, это ты послушай! Вали отсюда! И поменьше болтай на улицах! Понял?
Минут через пять после ухода доморощенного поэта Боб поймал себя на мысли, что его голова не закружилась бы от такого полёта. «Ах так! Ну тогда чёрт с тобой!» – сказал сам себе Абрахамс и решительно направился к кубу.
Вблизи сооружение оказалось довольно внушительных размеров, каждая грань его была не менее десяти метров; держась на одной из вершин, глубоко вонзившейся в почву, объект достигал высоты пятиэтажного дома. Внизу, у самой земли, виднелось овальной формы отверстие в человеческий рост, в глубине которого что-то мигало и переливалось. Боб сплюнул сквозь зубы, оглянулся напоследок и вошёл внутрь.
Несколько секунд его глаза привыкали к игре бликов и красок, вспыхивавших то там, то здесь, но всем телом он почувствовал, что перемещается вперёд и вверх, как на эскалаторе. Что-то мягкое и зыбкое окутало его и не давало рассмотреть подробности. Абрахамс попытался остановиться, ухватиться за что-нибудь, но его окружала лишь пустота, заполненная разноцветным туманом. Он перестал сопротивляться и сразу почувствовал облегчение: появилось ощущение полёта, парения. Он проплывал над зеленовато-синим океаном, проносился стрелой над роскошными долинами, покрытыми яркой зеленью трав, взмывал на уровень высоченных, покрытых снегом и льдом гор и спускался к самому дну таинственных ущелий. Дремучие леса, голубые капельки озёр, брызжущие изумрудом луга, моря и океаны с белыми бороздами волн, казалось, были полны жизни, и единственным отсутствующим элементом в этой гармоничной идиллии природы был человек. Рождалось ощущение, что всё вокруг только и ждёт его, Роберта Абрахамса, как спящая красавица своего принца. Незнакомый, но приятный аромат наполнял лёгкие, ему стало светло и радостно, хотелось петь и улыбаться. Таким он и вышел из куба – с улыбкой на губах и со свёрнутой в цилиндрик бумагой в руке.
Но не успел Боб сделать и пары шагов, как услышал рёв мотоциклов. Через пару секунд мужчина был окружён ревущими моторами. «Патриотисты!» – мелькнуло в его голове. Их трудно было не узнать: зелёные рубашки, коричневые кожаные штаны, голубые каски.
– Ну ты, подонок!.. Подойди сюда! – крикнул один с едва пробивающимися усиками.
