всё успеваешь,
любовь, так любовь.
Дорожная пыль,
как спящее воспоминание,
то ль правда, то ль быль,
то ли всего лишь желание,
чтоб за спиной
был красивый пейзаж,
чтобы словно домой
манил этот мираж,
только всё прошло,
что не прошло, то будет,
значит, взгляд вперед
день вчерашний забудет,
увидит реальный свет,
и пыль отряхнув с одежды,
сердце поверит, что здесь
настоящая пристань надежды.
Я смотрюсь в них и вижу один бесконечный полный нежности день. Больше за время его течения ничего не произошло.
Вот он ласковый покой,
Наконец добрел домой,
На диване растянулся,
Тихо в книжечку уткнулся.
Почитал о том, об этом,
Уронил взгляд на планету,
И к квартире присмотрелся,
Чтоб доставить радость к сердцу.
Все мои переживания остались в прозе писем, в прозе бессонниц, в прозе событий. В стихах время застыло, словно давая мне передышку перед следующим рывком. Что они мне? Может быть это?
26.12.15 Я чуть не поверил Гончарову через мастерские приемы Михалкова и обаяние Табакова, что это из детства. Маменька. И всё само собой разруливается, что только ни пожелается, ну, разве что не надо Маменьку беспокоить, когда она спит. И даже покосившийся порог весьма кстати, можно покачаться с другом. Но потом вдруг написал по другому поводу, что подростку не надо понимания. Без дополнений и комментариев. И вот, эта невостребованная энергия роста Обломова, который не готов её тратить на всякую светскость, который боится стать, и становится оторванным листом, и потерянность подростка сошлись в одной точке пересечения. В недолюбленности. И он бы реформировал всё, конечно, сам в Обломовке, но как-то недосуг, и всё бы у подростка было б складно, если б не одно «но», они не могут полюбить так, чтобы это чувство не разрушало их детства. Чтобы оно не разрушало, в принципе. И им не дано представить, что Любовь просто обязана многое разрушить, лишить невинности, и не факт, что это лишение будет приятным. Это, как повезет. Обломов привязан, подросток отвязан, и неизвестно, кому легче. Потому что это одинокий путь. Это путь своих ошибок. Возможно, потом, кто-то скажет, что надо было строже. Продолжать не пущать, устраивать скандалы, наказывать. И ненависть свою к своим ошибкам, к тому, что не принимал заботу родителей, а они вполне приличные люди, и хотели добра, или сволочи, добра не додали, выместят на своих детях. Не важно, как, будут слишком строги или слишком мягки. Но кто бы, что бы ни сказал, все мы соврём. И возможно, я сейчас напишу новый самообман, что единственный идеал того периода – это растущий организм, желания которого доминируют и над сердцем, и над разумом. И если б я не жил там где жил, и если б я только знал, что мое тело имеет право желать всех этих девушек, которых я желал в мечтах, то это никакая АБП мне была бы не нужна с Её пониманием. И мои сверстницы, к Ней охладевшие в тот момент, когда я прикипел к Ней кипучей связью, помноженной на оптический обман, просто уже всё попробовали,
