современников, даже честная бедность служила своеобразным стимулом для творческой работы. Занятия наукой и техникой означали пусть не материальный, но духовный прорыв из убогого, бесправного быта в высокий мир, где знания и мысль становятся решающей силой. И с 1926 по 1937 год число научных работников и инженеров в Советском Союзе возросло в 5–6 раз.
А потом – пламенем термоядерной вспышки полыхнул всеуничтожающий взрыв Большого террора. До той поры, а также в более позднее, послевоенное время безумие сталинского режима имело некие определенные (хотя и безумные) цели, и в действиях его прослеживалась некая (хотя и безумная) логика. Большой террор был пароксизмом безумия в чистом виде, вне всякой осмысленности.
Игорь Ефимов в одной из своих статей утверждает, что Большой террор породила ненависть посредственности, воплощением и выразителем стремлений которой был Сталин, к таланту. Поэтому, мол, истребляли прежде всего специалистов. Нет сомнений, в той мясорубке зависть и ненависть «низковольтных» (по выражению Ефимова) к «высоковольтным», худших к лучшим, справляли свое страшное торжество. Но в целом гипотеза Ефимова – еще одна попытка увидеть хоть какую-то, пусть чудовищную логику там, где никакой логики быть не могло.
И не только в том дело, что для расчистки дороги перед бездарью и приведения настоящих специалистов в состояние ужаса и покорности не требовалось такого массового истребления последних. Расстрельные списки по нашему городу 1937–1938 годов, публиковавшиеся в ленинградских газетах в конце 80-х – начале 90-х, показывают, что среди погибших соотношение интеллигенции и рабочих, в том числе самых неквалифицированных – землекопов, грузчиков, возчиков, сторожей, – было примерно таким, как в действительности того времени.
Другое дело, что погибали – независимо от образования и таланта – прежде всего самые порядочные, не способные на доносы и подлость. И другое дело, что, хоть каждая человеческая жизнь бесценна, истребление именно специалистов, тем более накануне войны, имело последствия, несравнимые с их чисто арифметическим числом. Да и само число – даже в общей массе загубленных – было огромным. Ведь инженеры и ученые целых отраслей, важнейших, оборонных, подчистую пошли в пыточные кабинеты, в расстрельные подвалы, в лагеря. Полностью были разгромлены авиационные, кораблестроительные, ракетные НИИ и КБ. (Вертолетчик Черемухин угодил в одну тюрьму с Туполевым. Конструкцию вертолета первым довел до серийного производства русский эмигрант Сикорский в США.)
Да что оборонные отрасли! Невиннейшая научная организация, где никакого вредительства и выдумать невозможно, Пулковская обсерватория, гордость нашей науки, «астрономическая столица мира», как ее называли еще с XIX века, подверглась такому погрому, что за 1937–38-й годы не выпустила ни одного отчета о научной работе. Их место заняли отчеты об инвентаризации книг и рукописей библиотеки и архива обсерватории (вычищались труды репрессированных ученых).
Пожалуй, н�
