необходимости вернуться под защиту склада-гаража не возникло.
Мы двинулись по узкой пешеходной дорожке, пересекающей лужайки, мимо пруда, где в более теплую погоду и при полной луне к самой поверхности всплывали полусонные парчовые карпы. Откормленные хлебом, который бросали им днем посетители парка, слишком ленивые, чтобы хватать ночных насекомых.
Девушка словно прочитала мои мысли.
– Они выловили карпов и на зиму отправили под крышу.
Дома, когда я спал в гамаке, эти рыбы иногда заплывали в мой сон, в крапинках и бледные, словно окутанные дымом. Их плавники неспешно шевелились в воде. На поверхности я видел темное отражение моего лица. У карпов, плавающих под этим отражением, был свой дом, составляющий частичку этого мира. И я всегда просыпался с желанием обрести дом на свету, с садом, цветущим и плодоносящим, как тому и положено.
Мы вышли из парка на Келлогг-паркуэй, остановились под высокой сосной, Гвинет указала на дом на другой стороне улицы.
– Одно из мест, где я живу. Зайди на чашечку кофе.
Друзей у меня не было, таких приглашений я никогда не получал и на мгновение даже потерял дар речи.
– Пожалуй, нет, – наконец выдавил из себя. – Ночь уже на исходе.
– Еще полтора часа темноты, – возразила она.
– Мне надо заглянуть на склад продовольственного фонда, взять продуктов до открытия.
– Какого фонда?
– При церкви Святого Себастьяна.
– Пойдем ко мне, позавтракаешь. А на склад заглянешь завтрашней ночью.
– Но меня увидят входящим в твою квартиру. Слишком опасно.
– Швейцара нет, – ответила она. – Никто не входит и не выходит в такой час. Мы быстро поднимемся по лестнице.
Я покачал головой.
– Нельзя мне. Не могу.
Она указала на проулок между ее домом и соседним.
– Пройди через проулок. Там есть пожарная лестница.
– Нет. Я действительно не могу.
– Да брось ты. Пошли. – Она перебежала улицу, едва по ней проскочил лимузин с затененными стеклами, такими же черными, как краска.
Прежде чем на улице мог показаться другой автомобиль, я бросился следом. Она вошла в парадную дверь, а я метнулся в проулок между домами.
Пожарная лестница зигзагом поднималась вдоль стены. Выглядела она так, будто каждый мой шаг станет ударом по ксилофону, но нет, подъем прошел тихо, как пианиссимо. Мягкий свет лился из окна второго этажа. Шторы прикрывали его только наполовину. Насколько я видел, комната пустовала. И свернул в следующий пролет железных ступеней.
На четвертом этаже Гвинет открыла мне окно, но не ждала меня. За дверью в дальнем конце комнаты цветная хрустальная люстра освещала коридор, разукрасив стены призматическими тенями.
Включив фонарик, я заметил какие-то слова, написанные черными буквами
