Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии. Анатолий Бухарин
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии - Анатолий Бухарин страница 8
Каждый своим путем приходил к открытию правды о времени сталинского геноцида. Я видел живые картины казни народа и в родном городке, и в пыльном Актюбинске, и на Севере, и в Приморье, и на Сахалине. Не раз и не два слышал рассказы о зверствах сталинских опричников. И когда Никита Хрущев на двадцатом съезде КПСС ударился в немыслимые для сталинистов разоблачения преступлений «отца народов», для меня они не были большим откровением. Но находился я тогда в самом начале пути к исторической правде.
Поиск истины затянулся на годы: не хотела отпускать мысль о презумпции невиновности самой идеи социализма, Октябрьской революции, жила надежда на торжество чистого, незамутненного ленинизма.
Наверное, каждый из нас в годы «оттепели» на сто процентов был солидарен с Евгением Евтушенко, с поразительной экспрессией выразившим общенациональное патриотическое кредо в стихотворении «Большевик»:
Когда меня пытали эти суки,
И били в морду, и ломали руки,
И делали со мной такие штуки —
Не повернется рассказать язык! —
И покупали: «Как насчет рюмашки?» —
И мне совали подлые бумажки,
То я одно хрипел: «Я большевик!»
Они сказали, усмехнувшись: «Ладно!»
На стул пихнули и в глаза мне – лампу.
И свет хлестал меня и добивал.
Мой мальчик, не забудь вовек об этом:
Сменяясь, перед ленинским портретом
Меня пытали эти суки светом,
Который я для счастья добывал!
И я шептал портрету в исступленьи:
«Прости ты нас, прости, товарищ Ленин…
Мы победим их именем твоим.
Пусть плохо нам, пусть будет еще хуже,
Не продадим, товарищ Ленин, души,
И коммунизма мы не продадим!»
О, с какой молодой яростью в июле 1953 года мы, курсанты авиашколы, рвали, топтали, жгли портреты вчера еще всесильного Берии, сохраняя священный трепет перед почившим в бозе в марте того же года вождем! Но судьба нас не хранила и не уберегла.
Да, «счастье было так возможно, так близко», но стать великомучеником обновленного ГУЛага еще не стоило больших усилий. Я, избежав этой горькой участи, не избежал другой, не менее страшной, – участи пленника коммунистической утопии.
Твой брат погиб ради будущего! Отец молодым надорвался ради будущего! Деревня страдала, нищенствовала ради будущего! И ты должен жить для будущего!
Сие означало: тебе открыт путь на кладбище несостоявшихся рождений, где на могилах жертв при коммунизме вспыхнут огни радости и всеобщего счастья.
Это была примитивная идеология вымороченной посредственности, но тогда, в пятидесятые, ее убогий смысл был замурован под плитой нормативного мышления, окутанной розовым туманом