разыгрывается история) с ее тогдашним центром ориентации и перспектива времени рассказа («здесь и теперь» рассказа) как актуального центра ориентации.
Возникает вопрос: насколько реализуема попытка рассказчика погрузиться и воспроизвести себя, свои действия и мотивы, соответствующие рассказанному прошлому времени без искажения? В относительно недавних экспериментальных исследованиях памяти [Э. Тульвинг, Х.Й. Маркович, Д. Гриффит и др.], описанных в главе 1, показано, что человеческая способность вспоминать составлена из семантической памяти и эпизодической памяти [Markowitsch, 2000]. Если эпизодическая память всегда основывается на активном вспоминании себя и, собственно, является индивидуально автобиографической, то память знания соотносится с «чистым» знанием об информации. Поэтому отношение обоих видов памяти между собой – это встраивание эпизодического (вспоминания) на уровень знания, а не наоборот. Другая особенность автобиографической памяти, по Э. Тульвингу, заключается в том, что информация должна пройти сначала семантическую память, прежде чем она сможет достичь эпизодической. Если вызывать воспоминание, стимулируя в ситуации интервью рассказ о прошлом, насыщенный конкретными эпизодами, т. е. апеллировать к эпизодической памяти, то не удастся миновать семантики, заложенных значений, поскольку именно через семантическую память информация закладывается на хранение. Это означает принципиальную невозможность «очистить» автобиографическую память от субъективности.
В рассказе о прошлом рассказчик занимает определенную дистанцию к первоначально пережитым событиям. Первичные пласты пережитого опыта закрываются фильтром новой перспективы меняющегося рассказчика, «затираются» неоднократным рассказыванием, спровоцированным различными контекстуальными задачами. Вследствие этого они не отражают «тогдашний» мир – это модели или миметические отображения нашего понимания мира на основе наших ожиданий, опытов, потребностей. Тому много оснований: двойная перспектива времени рассказывания, конструктивизм воспоминаний, влияние ситуации рассказывания и интерактивность процесса рассказывания.
Конструктивизм (или усилия рассказчика) воспоминания возникает при различении произошедших событий, как мы их тогда пережили, от того, как мы сегодня о том нашем пережитом Я вспоминаем и как об этом рассказываем. В зависимости от контекста («здесь и теперь» рассказа) возникает форма рассказа, продиктованная:
институциональными характеристиками ситуации рассказа, которые задают определенные роли и функции рассказчика;
коммуникативными целями как рассказчика, желающего вызвать определенные последствия своим рассказом, так и слушателя, своими ожиданиями соучаствующего в рассказывании;
ситуативными и прочими конвенциями рассказа, которые своими рамками вызывают типические рассказы, их нарративный репертуар.
Рассказывание,
