человек, заранее приношу свои извинения за достаточно глупый вопрос, но все же ответьте: что это за место?
Мужчина, к которому обратился Иван, неожиданно изменился: сначала лицо его побагровело, потом побледнело, а ко всему прочему появилась кривая улыбка, обнажившая нечищеные зубы больного. Стеклянные и пустые глаза ожили и с безумием взирали на Ивана.
– Что это за место?! Что это за место?! – неожиданно мужчина расхохотался, да так что все тело его затряслось.
– Да, именно это я и спро…
Больной продолжал смеяться и сейчас уже не просто трясся, а залился настоящим истерическим хохотом, который невозможно было остановить. Мужчина схватился за грудную клетку, закашлялся, но, вместе с этим, смех продолжал литься из его груди. Больные так же безучастно обернулись, чтобы посмотреть на происходящее. Смеющийся мужчина тем временем, пытаясь схватиться за воздух одной рукой и держась за легкие другой, повалился на пол со все тем же истерическим хохотом, который смешался с кашлем.
– Боже, он же сейчас задохнется! – спохватился Свардовский, – Доктора! Доктора сюда! Черт возьми, я и же и сам врач!
Иван уже готов был броситься на помощь больному, но в этот момент на крик сбежались санитары, которые оттолкнули профессора, быстро подняли больного и, схватив его под руки, поволокли через коридор в неизвестном направлении. От перенесенного потрясения у Ивана снова резко закружилась голова, а виски сжало болью, он покачнулся, едва не оступился, как сзади его кто-то поддержал. Свардовский повернул голову и увидел перед собой мужчину, довольно приличного вида: черные волосы были аккуратно причесаны, больничный халат-чист, а сам мужчина был достаточно здоровым на вид, только, разве что, худым очень и бледным.
– Спасибо, – сказал профессор.
– Не обольщайся, ты просто мне на ногу едва не наступил, – хмыкнул мужчина, – ох, уж эти слабонервные новички!
Иван не счел нужным что-либо отвечать, однако последовал в столовую вслед за этим мужчиной и даже сел рядом. На завтрак в тарелку плеснули очень вязкую и уже остывшую кашу, но профессор был до того обескуражен, взволнован и заинтересован одновременно, что не замечал вкуса паршивой еды. В отличие от остальных больных, которые фыркали, ворчали и нехотя ковыряли безвкусную субстанцию. Какое-то время за завтраком царила тишина, когда один из пациентов, сидевших за соседним столом, подорвался, схватил свою тарелку и завопил:
– Сами жрите эти помои! Я не буду это есть! – он собирался, кажется, уже швырнуть тарелку, но отчего-то затрясся, а потом произнес другим, уже сиплым голосом: – Нет, ты не можешь бросить эту тарелку, ты же знаешь, это твой завтрак, до обеда ничего другого не получишь…
Вдруг он снова затрясся и крикнул вновь, уже первым голосом:
– Но я сыт по горло этой дрянью! – больной все-таки схватил тарелку и, что есть силы, швырнул ее в стену.
Тарелка вдребезги разлетелась, каша размазалась по стене.
– Молодец, идиот, теперь тебя запрут
