вновь вступает в активную фазу после переезда Гурвича в 1925 г. во Францию. Там он встречает уже сформировавшиеся эмигрантские круги, доступ в которые был теперь не так прост, как в начале 1920-х годов. Среди нескольких групп, организованных по идеологическому и политическому принципам, Гурвич оказывается наиболее близок к центристским кругам, признанным главой которых был П. Н. Милюков. Мыслитель принципиально дистанцируется от политической деятельности, оставаясь «беспартийным социалистом»[216]. Среди периодических изданий эмиграции Гурвич больше всего сотрудничает с «Современными записками»; их возглавляли бывшие левые эсеры Вишняк, Бунаков и Фундаминский, политической программе которых Гурвич симпатизировал в России[217], но с политической ангажированностью которых он не соглашается в период эмиграции. Ученый продолжает свою академическую деятельность в учебных и научных заведениях русской эмиграции: читает лекции по теории и философии права, по истории русской философии права во Франко-русском институте социальных, политических и правовых наук[218]; на юридическом факультете Парижского университета; в Русском народном университете[219].
Показательна в этом смысле опубликованная в 1926 г. на французском языке статья «Русская философия первой четверти XX века», где Гурвич не скрывает своих симпатий к идеал-реалистическим концепциям соотечественников – идет ли речь о попытке Н. О. Лосского связать идеальный и эмпирический аспекты[220], либо о попытке С. Л. Франка найти онтологическую основу для идеальных элементов бытия[221]. Вывод Гурвича заключается в «констатации бесспорного факта наличия в русской философии ясно выраженной общей тенденции к метафизике, онтологической теории знания и морали, к истинной философской системе»[222]. Среди мыслителей эмиграции Гурвич выделяет группу ученых, опирающихся на идеи Фихте и видящих в его системе «замечательный синтез иррационализма и диалектики»[223]. К этой группе, помимо себя самого, он причисляет Ф. Степуна и Б. Яковенко[224]. Интересно отметить, что, пользуясь новыми знакомствами с французскими интеллектуалами, Гурвич пытается наладить взаимоотношения между русскими и французскими мыслителями[225], что, как представляется, было одной из его первоочередных задач (тем более, если вспомнить о целях вступления мыслителя в русскую масонскую ложу «Северная Звезда»).
В то же время Гурвич публикует в журнале «Современные записки» ряд статей, которые дают ясное представление об эволюции его взглядов в ту пору и о научных диспутах
См. Дело Г. Гурвича (анкета от 27 апреля 1928 г.) в архивах русских масонских лож (Великий Восток Франции – Северная Звезда (1924–1970)). 11-2-1/207.
Так, в одном из писем Ф. Броделю Гурвич пишет о том, что в годы революции он был «очень близок к идеологии левых эсеров» (письмо Г. Гурвича Ф. Броделю от 18 января 1962 г. // Библиотека Института Франции. Фонд Фернана Броделя. № 52).
Так, в программе за 1926–1927 гг. указано, что Гурвич читал лекции по истории политических учений в Новое время (происхождение и эволюция демократических идей): Программа курсов Франко-русского института социальных и политических наук на 1926–1927 гг. // ГА РФ. Ф. 5956. Оп. 2. Д. 540.
См. афиши лекций за 1925–1927 гг. в архивах Института славянских исследований в Париже. (Центр современных архивов Франции. Фонд Института славянских исследований. 20010498/176). Чтение Гурвичем лекций по русской философии права подтверждают и другие источники. См., например, список лекций и докладов мыслителя (Русское зарубежье… Т. 2. С. 212 и след.), его переписку с издателем (письмо Г. Гурвича Ф. Зибеку от 12 ноября 1925 г. (цит. по:
См.:
См.:
См.:
См.:
Например, в письмах к Н. А. Бердяеву мыслитель говорит о своих попытках включить известного французского философа Э. Жильсона в философскую полемику в среде русской эмиграции с участием С. Л. Франка (письмо Г. Д. Гурвича Н. А. Бердяеву от 7 февраля 1926 г. // РГАЛИ. Ф. 1496. Оп. 1. Ед. хр. 448.). Гурвич не оставляет своих русских коллег, прося для них о протекции. Так, через несколько лет мыслитель пишет Бердяеву о своих неудачных просьбах о помощи С. Л. Франку, которому Э. Жильсон отказался помогать, заслужив за это от Гурвича эпитеты «очень злой и недоброжелательный человек» (письмо Г. Д. Гурвича НА. Бердяеву от 2 июля 1933 г. // Там же). Характерна в этом отношении переписка Г. Д. Гурвича с В. Э. Грабарем, которому его бывший ученик пытается помочь с публикациями во Франции.
