target="_blank" rel="nofollow" href="#n_16" type="note">[16]. Совершенно отчетливо данный мотив обнаруживается уже в докладе Ленина «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» на II Всероссийском съезде политпросветов[17]. Наконец, эта артикуляция культурного поворота достигает своего апогея в статье «О кооперации» (где в языке Ленина и появляется термин «культурная революция»). Определяя приоритеты развития страны в терминах развития кооперации и «культурного торгашества», Ленин указывает: «…простой рост кооперации для нас тождественен… с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную „культурную“ работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству»[18].
Иными словами, культурная политика в ранний советский период выступает как крайне широкое поле приоритетной активности. Его значимость определяется тем, что именно в нем обнаруживаются временные препятствия, объясняющие в том числе «стратегическое отступление» большевистской партии от задачи непосредственного построения коммунизма. Эти препятствия, как мы бы сегодня сказали, связаны с качеством человеческого капитала и габитусными институтами (в некоторых исключительных случаях противопоставляемыми Лениным политике учреждений[19]), социально-экономическими и управленческими навыками поведения. Возникает требование институциональной[20], а не только организационно-учрежденческой и политико-управленческой перестройки общества. Причем окультуриванию подлежат все уровни и социальные группы советского общества – от крестьян и различных «отсталых национальностей» до столичных управленцев-коммунистов. Речь идет о всеобъемлющей задаче формирования новой институциональной среды в ходе политики, обозначенной в конце концов как «культурная революция».
На этом основании широкомасштабное начало «культурной революции» в советском обществе я считаю возможным увязать с поворотом к нэпу[21]. Намного примечательней то, что несмотря на последующий отказ от политики нэпа, две первые советские пятилетки представляют собой сравнительно континуальное продолжение этой основной линии, определенной Лениным как первоочередная политическая задача. В публичном дискурсе есть также своего рода официальная дата завершения периода «культурной революции» – это XVIII съезд ВКП(б), подводящий итоги второй пятилетки и принявший программу на третий пятилетний
«При нашей некультурности мы не можем решить лобовой атакой гибель капитализма. При ином уровне культуры можно было бы решить задачу прямее, – и, может быть, другие страны так ее и решат, когда придет время строения их коммунистических республик. Но мы прямым путем не можем решать вопрос»
Ср. из выступления Ленина на съезде 1922 г.: «А теперь в чем гвоздь? Этот гвоздь представляет собой – к чему бы я и хотел подвести и подытожить свой доклад – гвоздь не в политике, в смысле перемены направления; об этом говорят неимоверно много в связи с нэпом. Все это говорят впустую. Это – вреднейшая болтовня. В связи с нэпом у нас принимаются возиться, переделывать учреждения, основывать новые учреждения. Это – вреднейшая болтовня. Мы пришли к тому, что гвоздь положения – в людях, в подборе людей. Это трудно усвоить революционеру, который привык бороться против мелких дел, против культурничания, который вместо пересоздания учреждения выдвинул роль личности» (Протоколы одиннадцатого съезда РКП(б). С. 42–43). Довольно туманный смысл последней фразы, на мой взгляд, следует интерпретировать так: революционерам, привыкшим к решению организационных и политических вопросов, необходимо теперь обратиться как раз к «мелким делам», «культурничанью» и признать «роль личности».
Достаточные основания для такой интерпретации дает более внятная формулировка Ленина в докладе на II Всероссийском съезде политпросветов: «После решенной задачи величайшего в мире политического переворота перед нами стали иные задачи – задачи культурные, которые можно назвать маленькими делами. Надо этот политический переворот переварить, сделать его доступным массам населения, добиться, чтобы этот политический переворот остался не только декларацией… Задача подъема культуры – одна из самых очередных»
Под институтами здесь и далее я понимаю габитуализированные практики поведения. О различии институтов и учреждений см.:
Партийные комментаторы материалов съездов квалифицируют как решительный поворот к «подготовке культурной революции» только XIII съезд РКП(б) 1924 г. (Тринадцатый съезд РКП(б). Май 1924 года. Стенографический отчет. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1963. С. X), т. е. со значительным отставанием от соответствующего семантического сдвига в языке Ленина.
