потом? – спросил Кирилл.
– Потом война кончилась, и он к нам в Киров приехал. Стали мы снова вместе работать, в одной больнице – он хирургом, я у него операционной сестрой. В сорок девятом году он в Москву уехал. Вот мне и хотелось узнать, как у него здесь жизнь сложилась.
Все-таки это было странно. Если бы Белке хотелось что-то про кого-то узнать, она точно не стала бы ждать шестьдесят лет. Но, видимо, в вятских лесах другой ритм жизни.
– Первое время он нам писал, я потому и адрес этот знаю. А после перестал. Был он счастлив? – спросила старушка.
Она спросила это даже не у Белки – поняла уже, конечно, что та ничего про своего деда не знает. Да и не спросила даже, а так, вздохнула просто.
От этого вздоха Белке почему-то стало не по себе. Она бросила быстрый взгляд на Кирилла. Он смотрел на старушку с тем самым чувством, которое и Белка хотела бы к ней испытывать – с необременительным сопереживанием. Но у нее получалось испытывать только обременительную неловкость, и, злясь на себя за это глупое чувство, она ответила:
– Насчет счастья не знаю, а работу, мама говорила, он любил.
– Да, у нас все понимали, что с его врачебным уровнем в простой больнице не место, – кивнула Зинаида Тихоновна. – Он, правда, считал, что это глупости, людей везде одинаково лечить надо, но все-таки Институт Склифософского для него поболе подходил, чем наша глушь. Я рада, что про его работу узнала.
Она достала из сумочки – черного ридикюля, имевшего совершенно винтажный вид, – телефон из разряда «аппарат для бабушки», нажала большую кнопку и сказала:
– Костя, я уже спускаюсь, ты подходи за мной, ладно?
Неловкость, которую чувствовала Белка, стала еще сильнее. Хотя – ну что она такого сделала? Что знала, все выложила, а что ничего толком не знала, так на нет и суда нет.
– Я вас провожу, – сказала она.
– Спасибо, – кивнула старушка.
В прихожей Белка шепнула Кириллу, подающему Зинаиде Тихоновне плащ:
– Я быстро.
– Не спеши, все в порядке.
Он ободряюще коснулся ее плеча, и ей сразу стало как-то легче. Во всяком случае, неловкость ее необъяснимая сделалась поменьше, может, потому что Кирилл ничего неловкого в происходящем не видел.
Старушкин спутник уже ожидал у калитки.
– Это мой сын Константин, – сказала Зинаида Тихоновна. – А это Белла, Немировского Леонида Семеновича внучка, – представила она Белку. И зачем-то пояснила ей: – Костя про вашего деда очень любил в детстве слушать. Особенно про то, как наша часть к Михайловскому в сорок четвертом году подошла. К самому Лукоморью, к дубу зеленому… Я ему на ночь вместо сказки рассказывала.
Белка вдруг почувствовала острую жалость от того, что ничего про все это не знает.
«И не узнаю уже теперь никогда», – подумала она.
Эта простая мысль поразила ее.
– А вы приезжайте к нам, – сказала Зинаида Тихоновна. –
