пыл с интересами страны, а любовь с браком. Вам прекрасно известно, что издревле короли Франции заключали браки, исходя из государственной необходимости, а не из собственных желаний.
Анна Австрийская поднялась и прошлась по комнате, не глядя на сына, зато бросив раздраженный взгляд на присутствующего кардинала, в котором явно боролись два желания – стать тестем короля и пойти на поводу у королевы. Мазарини не заметил этот недовольный взгляд, он задумчиво покусывал губу, глядя на пламя свечи. Королева, не получив открытой поддержки кардинала, с трудом удержалась от резкого выпада в его адрес и продолжила внушать сыну:
– Вы, видимо, забыли об ответственности перед страной, королем которой являетесь. А ее интересы требуют, чтобы ваш брак с испанской инфантой состоялся, и как можно скорее!
– Но я люблю другую! – это был скорее крик отчаянья, чем серьезное возражение, Людовик понял, что проигрывает матери, ему нечего противопоставить ее требованию блюсти интересы Франции.
– Да любите вы кого угодно! Но если бы мужчина женился на всех женщинах, которых любит за свою жизнь, что творилось бы на свете? К тому же позвольте напомнить, что еще недавно вы любили старшую из сестер Манчини, не так ли?
Людовик опустил голову.
В это мгновение кардинал, видно, осознал, что король готов уступить матери и лично для него промедление смерти подобно, потому встрепенулся:
– Ваше Величество, Вы просили у меня руки моей племянницы Марии Манчини?
Анна Австрийская замерла, в немом возмущении глядя на своего возлюбленного, но тот словно не замечал этого гневного монаршего взора.
– Простите, Ваше Величество, но я, как ее опекун, исполняющий обязанности ее отца, отказываю вам в руке Марии ради блага Франции. Я уважаю ваши чувства к моей племяннице, был бы счастлив видеть вас своим зятем, но ставлю интересы Франции выше собственных и, простите, Ваше Величество, ваших личных интересов. Поверьте, мне больно произносить такие слова, я счастлив вашей любовью к Марии, но обстоятельства вынуждают меня ответить довольно резко. Надеюсь, пройдет время, и вы поймете, что именно двигало мной…
Королева уже сделала нетерпеливый жест, чтобы остановить слишком разговорившегося кардинала, но тот снова сделал вид, что видит только несчастного короля. До сих пор голос Мазарини почти дрожал от слез и сожаления, но теперь вдруг стал твердым:
– Ваше Величество, я понимаю, что говорю страшные слова, но если придется распоряжаться судьбой племянницы, то я скорее сам заколю ее кинжалом, чем позволю разрушить вашу жизнь. Еще раз простите мне мою резкость, а молить Господа о прощении мне придется всю оставшуюся жизнь.
Людовик смотрел на своего наставника во все глаза. Неужели кардинал готов скорее убить Марию, чем позволить им соединиться вопреки нуждам Франции? Мазарини в ответ смотрел в глаза монарха прямо, а по его щеке текла слеза. Она не была фальшивой, кардинал только что попрощался
