на малом ходу она умудрится в нее зарулить, Ли никак не могла.
– Дура, Господи, какая дура! – плаксиво воскликнула Ли. – Профи, мать твою! Все, все предусмотрела, а это… – В отчаянии махнув рукой, она прихватила свою сумку и выбралась на грунтовку.
Тащить мешки – абсурд. Как раз к полудню дотянет, если не изорвет по дороге в клочья. Срочно нужна была машина. Долго не раздумывая, Ли быстренько дала пару туров вокруг рытвины, впитывая окружающий ландшафт, и скорой иноходью припустила по грунтовке по направлению к трассе…
– …Еще… Еще… Еще… Так… Угу, угу… Так…
– Может, хватит? Куда, к черту…
– Еще!
– Ну, блин, ты даешь! На, блин, получай!
– Очко.
– Чего?
– К отоларингологу как давно обращался? Очко!
– А ну, дай посмотреть!
– На. Вы что, батенька, – думаете, старый эскулап вас может надуть? Нехорошо. Людям следует доверять…
– Точно, очко… Черт! Опять ты нас разул, Алексаныч. Все – бабки кончились.
– Давай под запись. Или слабо?
– Шура, будешь под запись?
– Давай ставку вдвое сбавим – тогда буду.
– Алексаныч?
– А что с вами поделать? Давай сбавим вдвое…
Трое баловались в «очко». Для слишком продвинутых, которые при прочтении предыдущего предложения криво ухмыльнулись, поясняю: не подумайте плохого – это такая карточная игра.
Трое сидели в небольшой комнатушке с вытяжкой – окна отсутствовали, – лениво пили надоевший чай, отирали со лбов обильный пот и периодически стукали о замызганный пластик лабораторного стола железными рублями.
Комнатушка размещалась в подвале кожвендиспансера – мрачного двухэтажного здания дореволюционной постройки, расположенного в десяти километрах от города, на выезде из поселка Белово. Четвертой стены у комнатухи не было: ее замещала толстая решетка от пола до потолка, в которой имелась небольшая, решетчатая же дверь. Эта неполноценная стена позволяла, не выходя из комнаты, обозревать весь коридор, по одной стороне которого размещались с десяток обитых войлоком дверей, запертых на массивные подвесные замки.
– Леха! Из первой просится в душ! – крикнул где-то в самом конце коридора гнусавый голос. – Выпустишь?
Леха – высокий худощавый блондин лет тридцати – плотоядно ухмыльнулся и великодушно преложил товарищам:
– Хочет кто?
– Грех смеяться над больным человеком, – не отрывая взгляда от карт, заявил один из игроков, пожилой плешивый дядечка в хорошем костюме. – Ты же знаешь – я давно забыл, как это делается.
– А у меня сегодня критический день, – отказался второй картежник – коренастый чернявый парень Лехиного возраста. – Не стоит.
– На каком слоге
