шагами, а Агафья всё не шла и не шла. Видимо, не хорош княжич собой, раз так долго нет её, не хочет верная подружка расстраивать госпожу.
Наконец-то отворилась дверь в светлицу княжны и вбежала запыхавшаяся Агафья, видимо, торопилась к госпоже своей, бежала, и от этого выступили крохотные капельки пота на молочно-белом гладком челе прислужницы, несколько медно-рыжих прядей выбились из держащей их повязки, да и коса растрепалась.
– Ну, что же ты, Агафьюшка, так долго, я уж заждалась тебя, – капризно протянула княжна.
– Так княгиня Марфа работы много поручила, пока управилась, вот и сразу к тебе, княжна, побежала, даже передохнуть не успела, – дрогнувшим голосом, надув губы, молвила Агафья.
– Ну, Агафьюшка, ну, милая, прости, не со зла я ведь. Не томи душеньку мою, скажи, видела его? Каков он собой? Вняла ли Лада моим молитвам? – прошептала Прекраса.
– Ох, княжна, видела и его, и братца его младшего, – нарочито медленно проговорила подружка.
– Ну, и каков он? – нетерпеливо спросила княжна.
– Уж, не знаю, кто из них двоих княжич Карн, но оба брата хороши собой, пригожи.
– Пригожи? – переспросила Прекраса.
– Да, пригожи, хоть и не так, как наш Яромир, но всё равно приятной наружности, – заверила её Агафья.
– Не так, как Яромир? – разочарованно протянула княжна.
Яромир – мечта всех девок теремных, дочерей и жён простого люда Торинграда, был проклятием их отцов, братьев и мужей. Новый дружинник князя Торина настолько был хорош собой, что невольно смотрели ему вслед шустрые девичьи глаза. А он, в свою очередь, зная, что одним взглядом светлых янтарных глаз покоряет девичьи сердца, был донельзя самовлюблённым молодцем. Казалось, что всё в нём прекрасно, и даже шрам, пересекающий левую щеку от виска до уголка пухлых, чётко очерченных губ, его только красит. Кроме всего прочего, Яромир был счастливым обладателем лёгкого влюбчивого нрава, во всех женщинах видел красавиц, каждой торинградской девице было счастьем пройти мимо него, ибо он не упускал случая и прижимал их к сильной груди, целовал устами медовыми. За что и прозвали его Любостаем местным, но, произнося это скорее ругательное прозвище, всё женское население Торинграда счастливо вздыхало. Да и сама княжна Прекраса смотрела издали на красавца Яромира и томно вздыхала, втайне надеясь, что и её суженый будет так же хорош собой.
– Княжна, Яромир хоть и красив, яко пламя, да только греет он многих, – назидательно сказала Агафья.
– Права ты, Агафьюшка, права, – протянула Прекраса.
– А жених твой и брат его сероглазые, русоволосые, статные молодцы, гордость любых родителей.
– Правда? – захлопав в ладошки, спросила Прекраса, – ох, милая ты моя, как же ты меня успокоила!
И, раскинув руки в стороны, княжна, смеясь, закружилась на месте, счастливая и довольная. Подруга её верная лишь головой качала, видя сие недостойное княжны поведение.
А
