style="font-size:15px;"> Суль говорила о смерти дочери, как о чём-то само собой разумеющемся, словно не она дала жизнь Виллему, Торин же и думать забыл о Виллему сразу после брачного пира. И ни один из них не подумал о том, что она была молодой девушкой со своими мечтами и надеждами, что искренне тосковала по своему безразличному мужу, ожидая его из набега, но так и не дождалась. Часами просиживала Виллему на берегу фьорда, ожидая появления драккар. Всё было напрасно, она так и не увидела Торина перед смертью, пожалуй, она была единственной, кто когда-нибудь по нему скучал.
– Что же мне делать с Горлунг? Кто же возьмёт её в жены, зная про неё правду? – с усмешкой спросил Торин.
– Меня же Ульв взял в жены, – вкрадчиво сказала Суль.
– Но ты – это ты. Разве есть в подлунном мире женщина краше тебя?
– Ценность женщины не в её красе, Торин, но тебе этого не понять, ты же воин, простой воин, – усмехнулась Суль – а мужчина, предназначенный Горлунг богами, полюбит её, едва увидев.
Суль поднялась с постели и, нагая, подошла к сундуку, на котором стоял кубок с мёдом. Отпив из него, обернулась к Торину, прекрасная, как утренняя заря, и, улыбнувшись, сказала:
– Если я узнаю, что ты, страшась дара богов, убил Горлунг, ты пожалеешь, воин.
– Это угроза? – любуясь нею, спросил Торин.
– Нет, это чистая правда. Если я узнаю, что Горлунг умерла, всё равно от чего, а я узнаю об этом сразу, ибо каждую седмицу я буду спрашивать у рун про неё, я нашлю на тебя, всю твою семью, твой дом, гнилую болезнь, не пощажу никого, – так же улыбаясь молвила Суль.
Торин ошалело смотрел на неё, и понимал, что Суль говорит серьёзно, и ему стало страшно. Теперь он действительно боялся этой женщины. Разумом он понимал, что женщина должна быть послушная, добрая и тихая, как Марфа, но люба ему была только Суль, заставляющая его грезить о ней, заставляющая страшиться своего гнева. Женщина, равная ему в жестокости и коварстве, вызывающая у него лишь восхищение, чужая жена, не его.
– Ты меня приворожила? – внезапно спросил Торин.
Суль засмеялась звонко, весело, беспечно, повела белыми плечами, села на край постели. Посмотрев на Торина лукавым взглядом чёрных глаз, скинула с него меховое одеяло, провела кончиками пальцев по его телу, и, улыбнувшись, сказала:
– Зачем? Всё намного проще. Твоя похоть сделала всё за меня, – и, помолчав, облизнув распухшие от поцелуев губы, добавила: – а теперь довольно пустых разговоров, люби меня, воин, в последний раз.
На следующий день Торин отчётливо понял, что ненавидит и боится свою дочь. А ведь ничего не предвещало беды, Горлунг была мила и любезна, спрашивала его о Руси. И наутро всё казалось Торину не таким страшным, ну, была девчонка отмечена проклятием, ну и что? Необязательно же Горлунг будет убивать его людей, она ведь может и не быть такой, как Суль. Но после его рассказов о Руси, и о Торинграде Горлунг задумчиво сказала:
– Твой град, конунг, – она не называла его «отцом», а только
