Шалову, как только вышли из казармы и в сопровождении двух дневальных потащились к штабу. Ноябрьское утро выдалось морозным, и ветер пробирал насквозь. «Довыпендривался!» – злорадно подумал Кравец, заметив, как скукожился ещё минуту назад такой бравый комод. Даже в шинели с телогрейкой было совсем не жарко. Но холод не мог остудить азарт и предвкушение приключений. От Кравца не ускользнуло, с какой завистью смотрели на них, волокущих свои мешки и коробки, курсанты, чистившие заснеженный плац. «Скребите, ребята! Помните, что только труд превратит курсанта в человека!»
У штаба уже урчал дежурный Газ-66. За рулем – сержант из роты обеспечения. С ним рядом – помощник дежурного по училищу, лейтенант. Он дал знак: загружайтесь скорее. «Шалову опять не повезло: рассчитывал прокатиться в кабине… Так оно и было бы, если б дежурной машиной оказался ЗИЛок!» – ухмыльнулся Кравец и тут же получил нагоняй:
– Тебе что, особое приглашение надо? Чего сопли жуёшь!
Быстро закидали экипировку в кузов и устроились на откидных сиденьях.
– Кравец, старший по левому борту. Я по правому, – определил Шалов диспозицию и постучал по кабине. – Поехали!
В считанные минуты промелькнула главная аллея училища, домик КПП с заспанным дежурным. Справа потянулся зелёный забор. Потом его заслонила берёзовая роща. Замаячили четырехскатные крыши увальских домиков, засыпанные снегом. Вот и поворот на Звериноголовский тракт. Постамент с устремлённым в небо МИГом, на котором выведено красной краской: «Слава советским авиаторам!» И опять берёзы, сосны с двух сторон. Знакомый, много раз виденный из окна рейсового автобуса – «шестерки» – пейзаж. Сейчас, в сумеречном утреннем свете, он показался Кравцу иным. Более суровым и, как ни странно, более красивым. «Наверно, так виделись родные места уходящим на войну», – пришла мысль. Но развить её он не успел. Газик пошёл под гору и выкатился в степь. Она раскинулась до самого города, являя собой тот самый «оперативный простор», который, по словам Бабы Кати, не в силах преодолеть ни один самовольщик. Что и говорить, пять километров по снежному полю – расстояние немалое! Но смельчаки в роте всё-таки находились. Правда, Кравец не из их числа. Не из боязни, что не дойдёт до Кургана и замёрзнет в степи, как ямщик из народной песни, а скорее по идейным соображениям. Самоволка не вписывалась в его жизненные принципы, в понятие воинской чести. Хотя было бы ради кого, может, и рискнул бы… Особенно в белом нагольном полушубке, что нынче приторочен к вещмешку! «Этот бы полушубок да сейчас на плечи, а то во все щели свистит!»
Наконец добрались до дамбы. Переехали через замёрзший Тобол и очутились в Кургане. Областной центр уже проснулся. На остановках толпился рабочий люд. Было совсем светло, но уличные фонари ещё горели. «Обычное раздолбайство по формуле: всё вокруг советское, всё вокруг моё!» Притормозили на перекрестке у ЦУМа и, двигаясь дальше, собрали по пути все красные светофоры. Такие уютные летом, улицы Кургана сейчас были стылыми и навевали тоску: Ленина, Советская, Горького… Проехали городской парк. Напротив центрального
